Перри кивнул и зашел в комнату. Встал спиной к трюмо в элегантной позе.
— Наша маленькая незнакомка из соседней комнаты весьма старательная.
— Согласен с вами, сэр, — отозвался Боб. — Она оказалась к месту.
— А как похожа.
— Вы имеете в виду на хозяина, сэр? — весело проговорил Боб. — Это верно. Надо же как совпало.
— Совпало? — удивился Перри. — Нет, Боб, я думаю, тут есть родство. Хотя бы дальнее. Вчера он сам сказал об этом. Вот, наверное, почему у нее тут все так удачно складывается. Скажите мне, Боб, вы когда-нибудь слышали, чтобы костюмершу вдруг взяли в труппу? Пусть даже актрисой второго состава.
— Довольно удачно получилось, сэр.
— Да уж куда удачнее, — пробормотал Перри. — Послушайте, Боб, вы, кажется, были с хозяином на гастролях в Новой Зеландии в тридцатом?
— Да, сэр, был, — спокойно ответил Боб. — В те дни он был совсем юным. А теперь позвольте мне вас побеспокоить, мистер Персиваль. Мне нужен этот стол.
— О, извините, я ухожу. Пока. — Перри взмахнул рукой и плавной походкой вышел в коридор.
— Удачи вам сегодня, сэр, — сказал Боб, захлопывая за ним дверь.
Перри двинулся дальше, к гримерной Дарси. Постучал, дождался ответа и вошел. Дарси гримировался.
— Боб оказался не очень разговорчивым, — произнес Перри после приветствия.
— Добрый вечер, мой мальчик. Вы о чем? — осведомился Джей-Джи.
— Ну, насчет гастролей в Новой Зеландии и так далее.
— И что?
Перри закурил.
— Такое удивительное сходство. Есть над чем подумать.
— Да… — протянул Джей-Джи, продолжая заниматься своим делом.
Перри нахмурился.
— Доктор и Бен совсем меня достали. Как будто сговорились. А вчера как они сцепились! Бен еще не приехал?
— Пока нет, — ответил Дарси. — Надеюсь, сегодня он будет в порядке.
VI
Костюмер Кларка Беннингтона, тощий меланхолик, помог ему надеть сценический костюм и нерешительно встал сзади.
— Вы мне больше не понадобитесь, — буркнул Беннингтон. — Пойдите к мистеру Дарси, может, ему нужна будет ваша помощь.
Костюмер кивнул и вышел.
Беннингтон не мог взять в толк, почему ему нельзя пить в присутствии костюмера. Пропустить рюмочку перед спектаклем, что в этом особенного? Адам, конечно, совсем не пьет. Не дай Бог. Мысль об Адаме Пуле немедленно подвигла Бена достать из кармана пальто фляжку и налить солидную порцию бренди.
Неожиданно вспомнилось, какое состояние у него было пятнадцать лет назад в день премьеры. О, тогда он относился ко всему очень серьезно. Каждый выход на сцену для него много значил. Он пытался сосредоточиться, зарядиться энергией. Система Станиславского и все такое. И Елена его во всем поддерживала. Затем постепенно он привык — паузы в нужных местах, соответствующие голосовые модуляции. В общем, техника, и ничего больше.
Бен быстро выпил и приступил к гриму. На лицо смотреть было противно. Для этой роли оно, конечно, годилось, а вообще…
Он печально вздохнул, вспомнив, каким красавцем был в молодости. Казалось, совсем недавно. Елена влюбилась в него всерьез, они поженились. А потом семейное счастье разрушил Адам. Скотина…
Ему не давало покоя дневное происшествие. Искаженное ужасом лицо Елены, ее одеревеневшее тело.
«Зачем мне это было нужно? — тоскливо спрашивал он себя. — Зачем? Эта женщина меня не хочет. Я ей противен».
Прошедшая неделя вспоминалась как кошмарный сон. Ни одного дня без скандала. С Джоном Разерфордом, иногда с Адамом. И все из-за Габи.
Он любил племянницу, милую, ласковую девочку, единственное родное существо на всем белом свете. И она любила его, по крайней мере до того, как он устроил ее в этот театр. Актрисой Габи была слабой, но вполне годилась на незатейливые роли субреток. Эта роль, конечно, была не для нее, но ведь не пойдешь на попятный. Слишком поздно. У Габи получалось плохо, как она ни старалась. Особенно эта сцена с Пулом. Ее изводили все — доктор, Адам и даже он сам.
Бен содрогнулся, вдруг ощутив безнадежное одиночество.
Конечно, она рассказала Адаму о случившемся. А как же иначе? Перед его глазами возникла мучительная сцена: Елена плачет в объятиях Адама, он нежно гладит ее по спине, утешает.
Бен занервничал. Надо успокоиться, впереди премьера. И что будет с Габи?
Он выпил еще и продолжил гримироваться.
На душе чуть полегчало. «Хорошо, хорошо. — Бен усмехнулся. — Этот доктор у меня еще попляшет. Мы еще посмотрим, кто кого. У меня припасено кое-что интересное, особенно для этого высокомерного драматурга. Никуда он не денется, станет как шелковый». От этой мысли в груди потеплело, как от хорошего бренди.
Левая рука скользнула к фляжке. «Еще одна, и я буду в полном порядке».
VII
Дальше по коридору в своей гримерной Габи Гейнсфорд сидела перед трюмо и наблюдала за руками Джеко, которые проворно двигались по ее лицу. Он легко касался кончиками пальцев, что-то мурлыча сквозь сжатые губы. Среди его многих дарований был и талант стилиста. Когда он гримировал Габи для генеральной репетиции, она успокаивалась, но сейчас ничего не помогало.
— Еще долго? — спросила она.
— Потерпите. До отправления поезда есть время. Хочу сделать вас похожей на Адама.
— Бедный Джеко, как вы все успеваете?
— Габи, мне легче работать, когда вы молчите.
— Хорошо, но вас, должно быть, раздражает возиться со мной, когда рядом есть девушка, не нуждающаяся ни в каком гриме.
— Я обожаю гримировать. Это так приятно.
— Но согласитесь, вам бы хотелось, чтобы она играла эту роль, верно?
Джеко опустил руки на ее плечи.
— Прошу вас, помолчите. И успокойтесь.
— Но я хочу, чтобы вы ответили.
— Хорошо, я отвечу. Да, мне действительно хотелось бы видеть на вашем месте это маленькое чудо, потому что она действительно чудо. Девушка попала в театр совершенно случайно и ни на что не претендует. Ее работа за кулисами, а играть в спектакле предстоит вам, и мы верим, что у вас все отлично получится. И желаем успеха.
— Спасибо.
— А почему такой горестный тон? Лучше поразмышляйте о мастерстве корифеев сцены и постарайтесь брать с них пример. С легендарного актера эпохи романтизма Эдмунда Кина, Сары Бернар, которая на гастролях в 1905 году повредила правую ногу, ее ампутировали, но она не оставила сцену, играла на протезе до самой смерти в двадцать третьем. И публика даже не догадывалась. А как играл великий Генри Ирвинг, а некрасивые актрисы, убеждающие публику, что они прекрасны, старые актеры, которым верили, что они молодые.
