— Вам легко советовать. — Габи беспокойно завертелась в кресле. — Джеко, меня мучают дурные предчувствия. Я вспоминаю то, что случилось в этом здании пять лет назад.
— Что еще за глупости?
— Я слышала, как об этом говорили рабочие сцены. Случай с газовой колонкой, когда погиб актер. Все об этом знают.
— Ну и что вам до этого? — спросил Джеко. — Возьмите себя в руки. И помните — сегодня вы прекрасно сыграете. В вас верит вся труппа, и Адам, и ваш дядя Бен.
— А вот от дяди Бена я прошу вас меня избавить, — почти крикнула она. — Если бы он оставил меня в том театрике, где я играла, все было бы прекрасно. Я его ненавижу и не хочу больше видеть. Он заставил меня проходить через эти мучения. Я не хочу играть эту роль. Она не моя. Я ее ненавижу. Нет, я ненавижу себя за то, что подвожу всех. О Боже, Джеко, что мне делать?
Он посмотрел ей в глаза.
— Вы будете играть эту роль. Престаньте трусить и не думайте ни о чем. У вас получится. Единственное, что вам сейчас нужно, — это сосредоточиться. — Джеко состроил грозную гримасу и пророкотал утробным голосом: — «Ты бел как полотно. И вводишь в страх других».
— Откуда эти строчки, Джеко?
— Сам только что сочинил.
— Нет, вы цитировали «Макбета», — простонала она и разразилась ужасным плачем.
— О Боже мой, — воскликнул Джеко, — взываю к тебе! Дай мне силы справиться с этим несчастным существом!
Рыдания Габи усилились. Она стукнула кулаком о туалетный столик. Бутылка белил покачнулась и, потеряв равновесие, упала. Девушка уставилась на нее с диким торжеством, схватила полотенце и лихорадочными движениями принялась вытирать грим с лица. Затем повернулась к Джеко и процитировала строчку из роли:
— «Вам не нравится свое отражение?»
После чего закатила настоящую истерику.
Вскоре явился Джей-Джи. Попробовал ее успокоить, но тщетно. Джеко оставил девушку на его попечение и отправился за Пулом. В коридоре, разумеется, все было слышно.
— Черт возьми, что это там происходит? — выкрикнул из своей гримерной Беннингтон.
Джеко собирался было ввести его в курс дела, даже остановился у двери, но затем махнул рукой и пошел дальше.
Пул развернулся в кресле лицом к двери. Рядом стоял Боб Крингл с полотенцем в руках.
— Это Габи?
— Она сорвалась. Думаю, окончательно. Я с ней сладить не могу, Джей-Джи тоже. Она отказывается выходить на сцену.
— Где Джон? Это его работа!
— Не думаю. Он заходил где-то час назад, сказал, что вернется к семи.
— А Бен?
— С ним будет еще хуже. Она кричит, что не хочет его видеть.
— Пусть бы пришел послушал.
— Пока он у себя.
Пул посмотрел на Джеко и вышел. Габи в своей гримерной продолжала неистовствовать.
— Адам, может, мне пойти к ней?! — крикнула Елена Гамильтон.
— Лучше не надо.
Пул пробыл у Габи недолго. Все это время она не переставала выкрикивать, как автомат:
— Нет, я играть не буду. Не буду… не буду… не буду…
Он без колебаний направился в гримерную Елены. Она была уже одета и загримирована. Рядом стояла бледная Мартина.
— Извини, дорогая, — обратился к Елене Пул, — но сегодня тебе придется обойтись без костюмерши.
— Полчаса! Полчаса! — прокричал в коридоре мальчик-посыльный. — Господа актеры, осталось полчаса!
Пул встретился взглядом с Мартиной.
— Придется, ничего не поделаешь. Я думаю, вы справитесь.
I
В без десяти восемь Мартина стояла за кулисами, готовясь к выходу. В костюме Габи, почти без грима. Все пожелали ей удачи, даже костюмеры и рабочие сцены. Она была тронута. Какие они все добрые и хорошие. Только Беннингтон ничего не сказал. Но хотя бы не ругался, и то с его стороны щедрость.
С ней, конечно, не все было в порядке. Далеко не все. В горле першило, и еще что-то странное происходило со слухом. Голоса актеров на сцене звучали непривычно громко, как будто над самым ухом.
Ее взгляд бесцельно блуждал, перескакивая с одного предмета на другой. Надпись сзади на декорации «Акт 2, Картина 2», суфлер в будке, сосредоточенно следящий за текстом, осветитель, с интересом наблюдающий со своей площадки за действием на сцене. Вот дверь, которую она должна будет открыть.
Попытки подавить нарастающую панику успеха не имели.
«Я провалюсь», — подумала она.
Из-за декораций вышел Джеко. Этого еще не хватало. Но он, как будто читая ее мысли, не подошел, остановился в отдалении.
«Надо слушать реплики актеров на сцене. Иначе можно пропустить выход. А я не слушаю. И в какую сторону открывается дверь?» — Мартине показалось, что из нее выкачали воздух.
Рядом возник Пул.
— Все порядке. Дверь открывается вперед. Давайте же, моя девочка. Ваш выход.
У лондонской публики было принято встречать аплодисментами актера, не указанного в программке, который вышел на замену. Но Мартина их не слышала.
Она была на сцене. И каким-то чудом сразу вошла в образ.
II
Доктор Разерфорд сидел в ложе, положив руки в перчатках на ограждение. Монументально неподвижный. Сидевший в зале критик, пожилой человек, сказал коллеге рядом, что Разерфорд напоминает ему Минотавра с картины Джорджа Уоттса.
В конце акта в ложу вошел Боб Грантли и встал позади. Удовлетворенно оглядел заполненные зрителями ряды внизу, затем сосредоточил внимание на сцене, изредка поглядывая на доктора. Ему казалось, что тот как-то странно скован. О чем он думает? Это, конечно, интересно, но спрашивать ни в коем случае было нельзя.
На сцене Кларк Беннингтон, Перри Персиваль и Джей-Джи Дарси играли большую мизансцену, предваряющую появление Елены Гамильтон. Уверенная утонченная игра Дарси, несколько вычурный, но вполне на месте Персиваль, и даже Беннингтон, кажется, сегодня был на высоте. Стоило Грантли об этом подумать, как на сцене произошло нечто странное. Когда Персиваль повернулся спиной, Беннингтон замечательно спародировал его движение. Зрители рассмеялись. Персиваль резко развернулся и встретил невинную улыбку Беннингтона. Что рассмешило публику еще сильнее.
— Это что-то новое, вам не кажется? — поинтересовался Грантли, наклонившись к доктору.
Тот не ответил, только сильно сжал лежащие на ограждении ладони.
Под взрыв аплодисментов на сцену вышла Елена Гамильтон. Стоило ей заговорить, как все затаили дыхание. От нее веяло теплом и еще чем-то, что не имело названия.
