Вскоре оттуда послышалось:
— Не трогай верхнюю губу. С нее капает пот.
Затем он ринулся обратно к Мартине, поставил ее рядом с трюмо и начал поправлять макияж и прическу. Было слышно, как мимо к сцене прошли Персиваль и Дарси. Оттуда прерывисто звучали голоса. Мартина бросила взгляд на коробку с гримом Габи, на ее халат, на несколько фигурок на полке. Ей очень хотелось, чтобы Джеко поскорее закончил. Вскоре мальчик в коридоре объявил выход на поклоны.
— Пошли, — приказал Джеко.
За кулисами уже ожидали Дарси и Персиваль, а также Клем Смит, два костюмера и на некотором расстоянии двое рабочих сцены. Все следили за финальной сценой, которую разыгрывали Елена Гамильтон и Адам Пул. В ней выражался замысел пьесы. Герою предстояло окончательно решить, попытает ли он счастья с этой женщиной, тут, в этом месте, с которым связано так много дурных воспоминаний, или вернется на свой «остров» и заживет прежней жизнью. Елена и Адам сыграли так, что финал остался открытым. Получилось сильно и остро. Пул произнес последнюю фразу, и осветитель, поглядывая на стоящего внизу Клема, принялся нажимать кнопки на пульте. И сцена приняла другой вид. Декорации как будто потускнели, от них остался только остов на фоне возникшего стилизованного ландшафта. После чего упал занавес.
Под шквал аплодисментов Клем крикнул:
— Все на сцену!
Доктор Разерфорд ринулся из ложи, исполнители вышли, взялись за руки.
Пул быстро всех оглядел.
— А где Бен?
Мальчик-посыльный принялся что-то доказывать Клему Смиту, затем побежал по коридору с криком:
— Мистер Беннингтон! Мистер Беннингтон! Пожалуйста, выходите. Вас ждут.
— Мы не можем ждать, — сказал Пул. — Клем, поднимайте занавес.
Занавес поднялся, и Мартина увидела море рук и лиц. Стоящие с обеих сторон Дарси и Персиваль повели ее вперед. Они поклонились несколько раз и отступили назад. Занавес опустился.
— Ну что? — крикнул Пул в кулисы.
Даже здесь было слышно, как мальчик-посыльный колотит в дверь гримерной Беннингтона.
— Спорю, он решил выйти на поклоны отдельно, как звезда, — сказал Персиваль.
— Он просто отключился, — заметил Дарси. — Придет в себя, когда занавес поднимут еще пару раз.
Персиваль усмехнулся:
— Если он вообще не покажется, я не заплачу, ей - богу.
— Клем, давайте! — скомандовал Пул.
Занавес дважды поднимался и опускался. Персиваль, Дарси и Мартина вышли за кулисы. После чего занавес поднялся только для Адама Пула и Елены Гамильтон. Овация достигла апогея.
— Бен не отзывается. Заперся и молчит. — Клем что-то сказал своему помощнику, и тот ринулся прочь, звеня ключами.
Пул подошел к Мартине, взял за руку.
— Пойдемте.
Дарси, Персиваль и все остальные за кулисами начали аплодировать.
Пул вывел ее на сцену, шепча:
— Молодец, все получилось хорошо.
Оказавшись перед зрителями одна, рядом с Пулом, Мартина настолько растерялась, что ему пришлось подсказать ей, чтобы она поклонилась. Сделав это, Мартина с удивлением расслышала среди аплодисментов смех. Оглянулась и увидела, что Пул тоже кланяется, но не публике, а ей.
Потом они снова все вышли на сцену и начали аплодировать вместе со зрителями появившемуся наконец доктору Разерфорду. Сердце Мартины пело от немыслимого восторга. Сейчас доктор показался ей похожим на пожилого льва в своем старомодном вечернем костюме, с взлохмаченными волосами, руки в перчатках приглаживали стоящую коробом рубашку.
Он неуклюже поклонился публике и исполнителям. Затем двинулся вперед, и зал замолк.
— Весьма признателен вам, леди и джентльмены, а также актерам. Актеры, в свою очередь, весьма признательны вам, это несомненно. Но совсем не обязательно мне. — Публика засмеялась, актеры заулыбались. — Не могу судить, — продолжил доктор, делая голосом причудливые модуляции, — удалось ли вам уловить суть пьесы. Если удалось, то мы можем поздравить друг друга с важным событием. Если этого не случилось, я не склонен кого-нибудь винить.
Кто-то в зрительном зале громко засмеялся. Доктор округлил на него глаза и снова завладел вниманием зрителей.
— Позвольте мне процитировать самую интересную фразу, какой, по моему мнению, когда-либо заканчивалась пьеса. Едва ли мне следует напоминать такой просвещенной публике, что это написано Уильямом Шекспиром для юного актера. Я не актер и уж тем более не юный, но все же: «Если справедлива поговорка, что «хорошее вино не нуждается в ярлыке», то точно так же несомненно, что для хорошей пьесы не нужен никакой эпилог…»
— Газ! — еле слышно проговорил Перри Персиваль.
Мартина, которой очень нравилось выступление доктора, недовольно глянула на Перри и с удивлением увидела, что он испуган.
— «…Однако же, — продолжал доктор, — к хорошему вину обыкновенно привешивают хорошие ярлыки, а хорошие пьесы кажутся еще лучше при помощи хороших эпилогов…»
— Газ, — произнес кто-то за кулисами, и там засуетились.
Через секунду и Мартина тоже ощутила запах газа.
IV
Потом актерам казалось, что до них очень медленно дошло, что в театре случилась беда. Доктор Разерфорд закончил под аплодисменты.
— Давайте же поскорее «Короля», — крикнул кто - то за кулисами.
И сразу же из оркестровой ямы грянул гимн.
Пул выбежал за кулисы, где ждал Клем Смит со связкой ключей. Здесь уже отчетливо пахло газом.
На сцену, сияя широкой улыбкой, вбежал ничего не подозревающий Боб Грантли.
— Колоссально. Джон! Элла! Адам! Боже, друзья мои, это успех…
Он застыл со вскинутыми руками. Улыбка на лице растаяла.
— Возвращайся к себе, Боб, — сказал Пул. — Займись гостями. Продолжайте, не дожидаясь нас. Бен заболел. Клем, скажи, чтобы открыли все двери. Нужно впустить свежий воздух.
— Газ? — спросил Грантли.
— Давай побыстрее, — поторопил Пул. — Увези их. Успокой и объясни, что Бен болен. Потом перезвони мне.
Грантли молча вышел.
Пул посмотрел на Елену Гамильтон.
— Элла, посиди в мастерской бутафории. С тобой будет Кейт. Я скоро приду.
— Что скажете, доктор? — спросил Клем Смит.
— Надо перенести его в склад декораций, — ответил Разерфорд.
Пул завел Елену в мастерскую и закрыл за ней дверь. Затем позвал Мартину.
— Кейт, посидите с ней и не пускайте никуда, если сможете. Хорошо?
В коридоре вновь появился Разерфорд. За ним четверо рабочих сцены с трудом несли тяжелое безжизненное тело Кларка Беннингтона. Откинутая назад, болтающаяся из стороны в сторону голова, широко открытый рот.
