— Сам не знаю. Понимаете, я был сильно расстроен. Беннингтон, а потом еще доктор… и вообще весь спектакль прошел для меня ужасно. — Он опустил голову. — Когда его выносили, у меня все внутри перевернулось. Я бывал под бомбежками и видел мертвецов. Но так и не смог привыкнуть.
— В вашей гримерной сильно пахло газом?
— Не очень. Но сразу вспомнился тот случай. Правда, я не придал этому значения, подумал, что, наверное, тут какая-то неисправность. Завернул кран горелки и вышел. Вспомнил только, когда снова ощутил этот запах во время речи доктора.
— Понимаю.
— Действительно понимаете?
— Поверьте, невиновному нечего бояться.
— А вы что, никогда не ошибаетесь?
— Ошибаемся, конечно, — ответил Аллейн. — Но не в таких случаях.
— В каких таких случаях?
— Когда все может обернуться серьезным обвинением в совершении тяжкого преступления.
— Я не могу в это поверить! — выкрикнул Перри. — Я никогда не поверю. Мы не такие. Мы совершенно бесхитростные. У нас душа нараспашку. У нас нет таких жестоких конфликтов, чтобы убивать друг друга.
— Мне вы все такими уж бесхитростными не кажетесь. — Аллейн снова улыбнулся. — У вас есть еще что рассказать?
Перри отрицательно покачал головой и с трудом поднялся на ноги. Аллейн заметил то, что до него уже заметила Мартина: не так уж он и молод.
— Нет. Больше я ничего интересного вспомнить не могу.
— Тогда возвращайтесь на сцену. Думаю, скоро вы сможете вернуться в свою гримерную и переодеться.
— Спасибо.
— Но перед уходом Лемпри вас обыщет. Прошу меня извинить, но таковы правила. Они распространяются на всех.
Перри прищурился.
— Пожалуйста, я не возражаю.
Аллейн кивнул констеблю, и тот двинулся к Перри с извиняющейся улыбкой.
— Это безболезненная процедура, сэр.
Перри поднял руки над головой, приняв позу танцора. Обыск длился с полминуты в полной тишине.
— Большое спасибо, сэр, — сказал констебль. — Мистер Аллейн, тут портсигар, зажигалка и носовой платок.
— Ладно. Можете идти, мистер Персиваль.
Перри не уходил.
— Инспектор, возможно, это вопрос праздный, но мне бы очень хотелось знать: вы мне поверили?
— На данный момент я не вижу причин не верить вам, мистер Персиваль, — ответил Аллейн.
Инспектор принялся негромко насвистывать, грустно разглядывая свою трубку.
— Вы знаете, Майк, часто бывает, что самые, казалось бы, запутанные дела на деле оказываются самыми простыми. А тут, в этом театре, я прямо чувствую, что-то такое торчит у меня под носом, а я не вижу. И Фокс тоже.
— Это как-то связано с поведением мистера Беннингтона, сэр?
— Да. Вы правильно догадались. Представьте себе, Майк: человек, у которого на лице наложен грим, делающий его отвратительным, собирается покончить с собой. А человек этот тщеславен. Беннингтон, судя по рассказам, был именно таким. Что этот человек сделает? Правильно. Смоет грим, чтобы мертвым выглядеть прилично. Если же ему на это наплевать, он гримом заморачиваться не станет. А что делает наш герой? Он тщательно припудривается, как будто собрался выходить вместе с остальными на поклоны, а не лишать себя жизни. Как вам это нравится?
— Да, сэр, — вздохнул Майк, — выходит, он о самоубийстве не думал.
II
Было половина первого ночи. Почти все актеры, сидящие на сцене, дремали. Доктор Разерфорд на своем диване время от времени всхрапывал, отчего ненадолго со стоном пробуждался, заправлял в нос понюшку табака и снова засыпал. Елена лежала в глубоком кресле, положив ноги на табуретку. Ее глаза были закрыты, но сон наверняка был очень чуткий. Клем устроился спать за кулисами на старом занавесе. Джеко, укутав Елену в ее меховое пальто, дремал рядом, как сторожевой пес. Габи, когда вернулась от инспектора, пыталась завести разговор с Дарси, но в присутствии надзирающего детектива Фокса эту затею пришлось оставить. Вскоре она тоже начала засыпать. Вернувшийся следом за ней Перри Персиваль произнес что - то нечленораздельное и плюхнулся на стул.
Адам Пул, поймав взгляд Мартины, подошел к ней — она сидела неподалеку от Фокса, — придвинул стул и устроился напротив.
— Кейт, мне очень жаль, что так получилось. Вы устали. Вам бы сейчас крепко спать в мансарде Джеко и видеть во сне восхищенные лица зрителей.
— Спасибо, — поблагодарила Мартина. — У вас полно забот, а вы подумали обо мне.
Вместо ответа он взял ее руку и поцеловал.
— Вы не поверите, Кейт, но у меня правило — не ухаживать за молодыми актрисами моей труппы. — Заметив, что она смотрит в сторону Елены, Адам кивнул. — Это особая история. У нас действительно некоторое время были отношения, но они давно уже угасли, с обеих сторон. В свое время, Кейт, мне была оказана большая честь.
— Когда наблюдаешь за вами со стороны, — отозвалась Мартина, — все выглядит так трогательно и романтично.
— А как назвать то, что происходит между нами? Может быть, это судьба? Птичка, которая прячется под вашим запястьем, почему она так трепещет? И почему вы покраснели? И почему я так волнуюсь? И это совсем не связано с сегодняшней трагедией.
Она подняла руку и коснулась его щеки.
— Я собиралась спросить вашего совета, но вы меня так смутили, что теперь не решаюсь.
Пул сжал ее руку.
— Говорите.
— Понимаете, — прошептала она, — в то утро он го7 ворил о чем-то таком, что, наверное, имеет значение.
— Это было ваше первое утро в театре?
— Да. Когда вы фотографировались. Мисс Гамильтон послала меня в его гримерную за портсигаром.
— Я это помню.
— Так вот, он вел себя тогда очень странно.
— И в чем это выражалось?
Она быстро рассказала, как было дело.
Пул размышлял недолго. Он решительно встал и направился к Фоксу.
— Детектив, мисс Тарн вспомнила об инциденте, случившемся три дня назад, который, возможно, будет важен для расследования.
Фокс встрепенулся.
— Большое спасибо, сэр. Я немедленно передам это мистеру Аллейну и…
Он был вынужден прерваться, потому что на сцене появился констебль Лемпри с сообщением, что актеры могут возвратиться в свои гримерные. Говорил он громко, и актеры проснулись. Елена, Дарси и Перри поднялись на ноги. Джеко сел. Клем, Габи и доктор Разерфорд открыли глаза, выслушали объявление и снова заснули.
Фокс посмотрел на констебля:
— Лемпри, проводите эту молодую леди к шефу.
