– Что тут делаешь?
– Прилег. Полз-полз, шишку съел, притомился и прилег.
– Ясно. Ну ладно.
Хотя ничего не ясно. Жутковатый персонаж. Что он на самом деле тут забыл?
Егор решает даже носком сапога не притрагиваться к нему. Отходит от него на пару шагов вперед, и когда уже туман начинает разъедать тело, Егор резко оборачивается – не думал же он шевелиться? Нет, тихо лежит.
Солнце, кажется, забралось повыше – и из серо-зеленого туман становится просто зеленым, начинает чуть флюоресцировать. Мгла, непроглядная еще мгновение назад, обретает какие-то новые глубины.
И проявляется впереди еще одно тело.
Егор сбивается с шага. Подходит к мертвому осторожно. Это тоже мужчина, тоже крепкого сложения, хоть и не такой гигант, как первый. Он выглядит тоже нехорошо: лицо вздулось, губы обметаны, глаза вытаращены. Известные признаки: надышался испарениями.
На этом надета футболка, а порток нет. И порток нет, и под портками ничего. Светит причиндалами, зад голый. Руки изодраны, ладони как будто шкуркой шкурили. Голова рассечена – но не глубоко. Умер не от этого.
– Здорово.
– Доброе утро.
– Тебя как звать?
– Допустим, Анатолий. А тебя?
– Допустим, Егор. Слушай, Анатолий… Это не ты того вон парня на мост загнал? Я уж не спрашиваю, почему вы оба без штанов…
Анатолий молчит. Не хочет больше Егору подыгрывать. Таращит на Егора свои глаза – голубые, белки все в кровяных прожилках. Егор не может в эти глаза смотреть дольше секунды, боится, что потом сниться будут. Начинает тошнить.
– Ладно, Анатолий. Это я так… Это шутка. У меня дела, я пойду, ладно?
Двое выбежали на мост, один за другим. Что там между ними было, реально? Один другого убить хотел?
С этой историей уже можно было бы вернуться и удивить всех, но Егор дал себе слово, что дойдет до того берега.
Там уже немного, наверное, идти осталось. Добраться до туда и вернуться с чистой совестью.
Он глядит под ноги и начинает считать шаги, чтобы убедить себя, что действительно продвигается в этом мороке, а не перебирает ногами на месте. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь…
Шпалы исправно отъезжают ему за спину, марево откатывает с каждым шагом назад, Егор, ободренный, ускоряется… Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать…
И видит впереди еще одного мертвого человека. Приглядывается… Нет, он там не один. Двое… Трое… Пятеро…
Он с останавливающимся сердцем, на ватных ногах приближается к ним. Тут несколько десятков человек распластаны на шпалах, вокруг рельс, везде. Сначала мужчины. Потом – вперемешку с ними женщины. За женщинами – мертвые дети. Не об руку с матерями, а будто брошенные ими и бежавшие вдогонку за взрослыми, но сами по себе.
Кто одет, кто раздет; на ком только обувь, на других одна шапка. Есть тут кто-то при сумках и при рюкзаках, но у некоторых сумки открыты и пусты. Многие изранены, у кого-то только ссадины. Одни зажмурились, другие выкатили бельма. Все мертвы, и все умерли жуткой смертью.
И вот еще что, вдруг доходит до Егора.
Все они умерли совсем недавно – может, всего несколько дней назад.
Он переступает между вытянутыми руками, раскинутыми ногами; голова идет кругом. Случайно, приняв за бэкпэк, наступает на мягкое – маленькая девочка в куртке лежит навзничь, поджала под себя ручки и ножки.
Дальше идти у него не получается.
– Остановись.
– Стой.
– Возвращайся.
– Не смей.
– Тебе еще рано.
– Зря ты ей не поверил.
– Пока не поздно, Егор.
– Беги, пока не поздно.
Они теперь говорят с ним все вместе – хором, детские голоса и женские, старушечьи и мужские. Ему не приходится кривляться, чтобы озвучивать мертвецов – они как будто сами обрели свои голоса.
Егор загнанно озирается по сторонам. Туман светится все ярче и ярче. Мертвые лежат впереди на путях так далеко, на сколько можно заглянуть во мглу. Но берега там не видно.
Он отворачивается, и глядя только вниз, только себе под ноги, чтобы ни на кого не наступить снова, спотыкаясь, спешит назад.
А потом застывает.
Отходит на шаг в сторону. Опускается на корточки у мертвой некрасивой женщины, на которой нет ничего из одежды, но вокруг шеи намотана цепочка от дамской сумочки. Сама сумочка валяется рядом, она открыта.
А из нее выполз наполовину черный зеркальный прямоугольник.
Егор, не спрашивая у женщины разрешения, притрагивается к нему.
Айфон.
5.
За окном хлещет ливень.
Мишель сидит заплаканная, она все еще всхлипывает, пытается отдышаться. Слезы накатили приступом, и Саша не мог успокоить ее, как ни старался.
– Теперь ты будешь думать, что я истеричка.
Она улыбается и всхлипывает опять. Он улыбается ей тоже, по-доброму.
– Все бабы истерички.
– Ну, по крайней мере, я не хуже всех остальных…
Вместо того, чтобы утешать ее словами, он целует ее в уголок губ. Этого хватает. Она оборачивается к нему так, чтобы перехватить поцелуй.
– А на сколько вы едете?
– Я пока не знаю. Может, неделя. Может, две. Хорошо бы до Перми добраться, но можно и до Кирова на первый раз. Как пойдет.
– Не понимаю, зачем вам туда. Там ничего нету.
– Ну… Как зачем. Во-первых, это императорское задание. А во-вторых, наше дело как раз в том и заключается, чтобы земли за рекой обратно в империю вернуть.
– Вот прямо император сам, лично дал тебе приказ!
– Ну да. Так и было.
– Вызвал в Кремль и говорит…
– Не в Кремль. В резиденцию, на Старой площади.
– Ну и какой он, император?
– Какой… Ну… Лет ему пятьдесят. С бородой. Невысокий. С виду вроде обычный… Но, понимаешь, от него такая сила идет… Что невозможно не послушаться. И еще… Ну, убежденность просто невероятная. Он что ни говорит – ты со всем соглашаешься. Потому что видно – он ни одного слова не произносит такого, в которое бы не верил сам. Вот. Понял, что в нем главное: правда. И за эту правду он сам готов умереть. Поэтому и других может на смерть посылать. И тебе не страшно.
– Мне страшно.
– Да брось! Чего тут бояться! Вон, пришел же этот к вам юродивый с того берега. Говорит, ничего там такого нет, чего на этом бы не было. С войны сколько лет прошло. Все быльем поросло.
– Не знаю…
Ливень все шумит за окном; от него Мишель делается необычайно уютно внутри. Необычайно тепло и спокойно в руках этого мужчины. И очень не хочется, чтобы он размыкал объятия. Она прижимается к нему, прячется подмышкой, чувствуя себя совсем маленькой девочкой. Спрашивает еще раз:
