Он схватил свой меч со стола и смешался с толпой.
— Что же дальше, Готфрид? — язвительно полюбопытствовал Ульрих. — Нет ли у людей с Большой земли волшебного глаза, представ пред которым убийца сразу же выдаст себя?
Конунг еще не решил, что сказать в ответ, когда зазвучал негромкий приятный голос, заставивший всех замолчать:
— Многоуважаемый Ульрих, несомненно, знает, что дар всеведения свойственен лишь богам, а люди, приплывшие с Большой земли, всего лишь люди. Иногда людям так трудно узнать правду, особенно ту, которую кто-то усиленно пытается скрывать. И если конунг Готфрид и глава стражей Торбьорн пытаются приоткрыть завесу тайны, то честь им и хвала. А наш долг как достойных сынов своего народа оказывать им в этом всяческое содействие. — Вставший рядом с Готфридом первосвященник провел руками, нарисовав в воздухе большой круг.
Люди в толпе повторили его движение.
— Конунг благодарит всех за содействие и просит вернуться к своим обычным занятиям! — рявкнул толпе Торбьорн.
Люди начали расходиться с площади, и вскоре на ней почти никого не осталось.
— Приветствую тебя, Верховный хранитель. — Готфрид склонил голову, и первосвященник быстро начертил круг, едва не касаясь пальцами волос конунга.
— Рад видеть тебя в добром здравии, князь, — Готфриду показалось, что он услышал иронию в мягком голосе Верховного хранителя, — вижу, что заботы окружили тебя со всех сторон, как горы окружают нашу дарованную богами долину.
— Я думаю, Ладвик, ты прекрасно знаешь о моих заботах, — тон конунга стал не таким приторно-учтивым, — их все больше с каждым днем. К сожалению, не так быстро растет число тех, кто готов помогать мне в решении этих забот.
— Ты князь, ты можешь приказать любому, — с улыбкой отозвался Ладвик.
— Можно приказать служить, но нельзя приказать стать единомышленником, — проворчал Готфрид.
Ладвик помолчал, затем бросил недовольный взгляд на стоявшую неподалеку и, очевидно, слышавшую весь разговор Фрею.
— Я сам и все братья нашей церкви готовы в любой миг прийти тебе на помощь, князь. Тебе стоит молвить лишь слово. Однако, — он поднял руку, не давая себя перебить, — ты знаешь мое мнение об источнике наших бед.
— Я знаю, Хранитель, — Готфрид провел рукой по бороде, — я знаю твое мнение о том, что было, но я не знаю твоего мнения о том, как нам надо поступить. Как, Хранитель?
— Ты говоришь — нам? — переспросил Ладвик. — Ты — правитель этой земли, ты волен принять то решение, которое подсказывает тебе разум.
— Мой разум подсказывает мне, что Верховный хранитель, считающий причиной всех бед людей, прибывших на наш остров с Большой земли, хочет остаться в стороне от вопроса, что же нам с этими людьми делать? — раздраженно повысил голос конунг. — Хотя мне лично вообще непонятно, а можем ли мы сделать хоть что-то?
— Церковь не может вмешиваться в мирские дела, князь, — смиренно склонил голову священник.
— Она никогда из них и не вымешивалась, — буркнула себе под нос Фрея, однако Ладвик услышал.
Он укоризненно посмотрел на Готфрида, затем перевел взгляд своих необычайно пронзительных голубых глаз на Фрею. Что он собирался сказать, так и осталось неизвестно. Разговор был прерван оглушительным ревом мотора. На площадь, поднимая густые клубы желтой пыли въехал ярко-красный квадроцикл с двумя седоками. Сделав эффектный разворот, железная машина остановилась прямо перед конунгом.
Первым с квадроцикла соскочил сидевший сзади пассажир. Когда он снял с головы шлем и нервно сунул его в руки водителю, все с удивлением увидели, что это был не кто иной, как местный архивариус.
— Альбер, ты ли это? — расхохотался Торбьорн, хлопнув по спине и без того неуверенно стоящего на ногах после стремительной гонки архивариуса.
Тот присел от удара мощной ладони и, ничего не ответив грубияну, подбежал к Верховному хранителю и что-то зашептал ему на ухо.
Тем временем снял шлем и человек, управлявший квадроциклом.
— Да это тот самый юноша, который выучил наш язык еще до того, как ступил на нашу землю! — воскликнул конунг. — Хранитель, я тебе вчера о нем рассказывал, именно он хочет прочитать древние рукописи. Если память мне не изменяет, его зовут Эдди.
— Жаль, что юноше не объяснили правила поведения на нашей земле, — сухо отозвался Хранитель, — согласно договору, чужаки не могут въезжать в город на своих громыхающих железяках.
— Да, парень, — Торбьорн, положил ладонь на рукоять меча, — Верховный хранитель прав, ты нарушил условие договора. — Он ухмыльнулся и, обернувшись к конунгу, спросил: — Что будем делать, Готфрид, неужто казнить? Может, на первый раз ограничимся отсечением руки?
— Я думаю, это будет справедливо, — чуть подумав, согласился Готфрид, — только надо решить какой, правой или левой. Ладвик, какой ты дашь нам совет?
Верховный хранитель задумчиво смотрел то на князя, то на наглого юнца. Все молча ждали его решения.
— Я дам вам совет, тебе, конунг, и тебе, начальник стражи. Совет мой прост. Вам стоит вспомнить о том, что вы были детьми тогда, когда этого юнца еще не было на свете. Посему негоже вести себя словно озорные мальчишки, надувающие через соломинку озерную жабу. Что касается нашего гостя, то думаю, он понял свою ошибку и больше не осмелится повторить ее. Я прав, Эдди? — Хранитель замолчал в ожидании ответа.
Верховный хранитель смотрел на меня вполне доброжелательно, однако я понимал, что он мне совсем не рад. Не могу сказать, что это сильно меня огорчило, заводить с ним дружбу я вовсе не собирался.
— Приветствую тебя, великий князь. — Я соскочил с квадроцикла и поклонился конунгу, с удовольствием заметив, как поморщился Ладвик при слове «великий». Очевидно, подобным эпитетом на острове именовали только его самого. — Как я вижу, возникло некоторое недопонимание, почему я появился здесь на этой самой громыхающей железяке. Я отнюдь не собирался нарушать договор, более того, смею заверить, я его даже не нарушил.
— Парень, ты уж совсем не наглей, мы же все видели, как ты только что прикатил сюда в облаке пыли и с таким грохотом, что в соседних хозяйствах зайцы неделю не будут давать потомство.
— Не верь глазам своим, Торбьорн, на этой железяке приехал вовсе даже не я, а ваш замечательный архивариус. Я всего лишь сидел рядом с ним. Как я смог бы приехать именно сюда, не зная дороги?
В задумчивости начальник стражи почесал могучий живот.
— Но это совсем не главное, Торбьорн, главное то, что это не просто железяка, это подарок.
Как же она красива, особенно сейчас, когда, не в силах сдержать удивление, смотрит на меня своими широко распахнутыми глазищами.
— Подарок? — переспросил Торбьорн.
— Да. Вчера я обещал сделать подарок дочери конунга, прекрасной Фрее. И это мой подарок для нее. А поскольку это подарок, то хватит называть его железякой, слово «квадроцикл» наверняка вам всем уже знакомо. Можно говорить квадра, так проще.
