— Hej!
[5] — улыбаясь, поприветствовало меня отражение Берит в огромном, на всю стену, зеркале.
— Hejsan!
[6]
Я постарался улыбнуться как можно естественнее. Я же не виноват, что у меня не было секса уже две недели. Интересно, как я буду смотреть на женщин через два месяца? А ведь наша экспедиция рассчитана на полгода. Караул!
Чтобы разогреться, я встал на беговую дорожку, выставил небольшой угол наклона и неторопливой трусцой двинулся в путь в никуда. Не люблю беговые дорожки. В детстве у меня некоторое время жила морская свинка, которая обожала бегать в крутящемся колесе. Это была просто свинка-марафонец, она часами могла перебирать лапками лишь для того, чтобы обессиленно вывалиться из колеса и подползти к блюдечку с водой. Но, как известно, век свинки недолог. Слово век здесь само по себе не очень употребимо. Я проплакал целый вечер, а на следующее утро сам отнес клетку с колесом на помойку. С тех пор бег на месте, в том числе на беговой дорожке, ассоциируется у меня с морской свинкой. У меня в принципе большинство постоянных посетителей фитнес-клубов ассоциируются с морскими свинками. На мой взгляд, они столь же забавны и интеллектуальны, как эти милые животные. Однако у свинок есть явное преимущество. Они не выкладывают в Интернет фотографии своих ягодиц, снабдив картинку глубокомысленной цитатой из Омара Хайяма. Старик Омар, наверное, икает там на небесах, или где уж он оказался, столько глупостей он наговорил, по мнению отечественных фитоняшек. Что поделать, у любой мудрой мысли, особенно если она неимоверно глупа, должен быть автор. Вот монгольские инстаграмщицы любят цитировать Чингисхана, а французские почему-то приписывают все свои безумные лозунги Робеспьеру.
Так, размышляя о морских свинках, я преодолел дистанцию в два километра, во всяком случае, именно так считал дисплей беговой дорожки. На мой взгляд, более чем достаточно для разминки. Сам я к спорту относился довольно прохладно. Мой папа, памятуя о своих собственных спортивных достижениях (а он как-то сумел взять серебро на областных соревнованиях), с пяти лет отправил меня заниматься в школу дзюдо. Папиных успехов, к его глубокому разочарованию, я повторить не сумел, однако мог при случае удивить, а то и огорчить оппонента броском через бедро, которого никто не ожидает от субтильного юноши в очках, каким я всегда и был. Комплекцией я полностью повторял отца. Во время учебы в университете дзюдо я окончательно забросил и лишь изредка заходил в зал, чтобы немного размяться, побить по мешку да немного повозиться на матах, если встречал в зале кого из знакомых борцов.
Когда я, вытирая пот, сошел с беговой дорожки, Берит в зале уже не было. Странно, даже если плие было ее последним на сегодня силовым упражнением, девушки обычно в конце тренировки еще долго истязают свой пресс и двигают рычагами эллипса. Берит явно пренебрегала аэробными нагрузками, а может быть, это мое появление заставило ее изменить программу тренировки. Сейчас, наверно, уже сняла свои розовые лосины и нежится под струями горячей воды. Господи, ну куда опять меня понесло?
Чьи-то громкие голоса отвлекли меня от ненужных мыслей о розовых лосинах и скрытых под ними прелестях. Два крепких парня, судя по всему, охранники базы, появились в зале. Увидев меня, они сдержанно кивнули и начали разминаться. Судя по говору, оба были немцы. Тем временем я, натянув валявшиеся на скамейке потертые боксерские перчатки, нанес несколько пробных ударов по висевшему на цепи тяжелому кожаному мешку. Обозначил левой, еще раз, правый боковой и левый с отходом. Хорошо, прогоним еще разок. Помолотив мешок пару минут, я остановился, чтобы отдышаться. Отсутствие регулярных тренировок давало о себе знать. Надо признать, что последнее время я чаще прикладывался к бутылке, чем к спортивным снарядам. И если технику я еще не растерял, то дыхалка была утеряна напрочь. Я сел отдохнуть на лавочку. Охранники разулись и перешли на небольшую, примерно три на три метра площадку, выстеленную матами. Они встали в стойку и сошлись в короткой стремительной схватке. Похоже, ребята неплохо владели джиу-джитсу. Один из них сумел провести заднюю подсечку, однако оказавшийся на спине боец не растерялся, обхватил ногами сначала туловище противника, а затем и вовсе сумел провести болевой на руку. Послышались громкие хлопки ладонью по мату.
— Михаэль, ты уже не первый раз попадаешь в эту ловушку.
Увлеченный созерцанием схватки, я не заметил, как в зал вошел еще один человек. Тоже немец, высокий, светловолосый, на вид ему было лет сорок. Он медленно присел на скамейку и, болезненно поморщившись, протянул мне руку:
— Дитрих.
— Эдди.
Я пожал протянутую ладонь, к моему удивлению, он совсем не напряг мышцы кисти, а сама рука была на удивление горячей.
— Ты должен научить меня, Дитрих, как выходить из этого захвата! — крикнул проигравший схватку Михаэль.
— В него не надо попадать, — отозвался Дитрих, вставая, — ты слишком увлекаешься атакой, это тебя подводит. В следующий раз не отдавай ему руку.
Разувшись, Дитрих вышел на маты.
— Итак, я атакую, и ты падаешь. — Не прикладывая особых усилий, подсечкой он опрокинул противника на спину. — Теперь пробуй повторить то, что сделал Ганс. Захват ногами.
Охранник послушно выполнил захват.
— Теперь смотри внимательно!
Неожиданно развернувшись всем корпусом, Дитрих выполнил захват голени противника и провел болевой прием. Михаэль заколотил по мату.
— Это один вариант. Проработайте его вместе, позже я покажу другие.
Дитрих отпустил ногу противника и поднялся с матов. Неожиданно он покачнулся и наверняка бы упал, но его успел поддержать Ганс.
— Дитрих? — послышался возмущенный голос неожиданно появившегося Зиверса. — Почему ты здесь?
— Сколько можно лежать? — уныло спросил Дитрих.
— Привет, Эдди. — Голос Зиверса звучал неприветливо.
Я почувствовал, что явно становлюсь лишним в этом помещении.
— Привет, Клаус, — я встал с лавки и поздоровался за руку с Зиверсом, — я уже ухожу. Хорошей тренировки, ребята, — обернулся я к остальным.
Двое вяло помахали мне, а Дитрих кивнул и закрыл глаза. Во время схватки ворот его футболки растянулся, и мне показалось, что я увидел торчащий из-под него край бинта.
Я уже выходил из зала, когда услышал взволнованный возглас Зиверса:
— Дитрих! Дитрих, очнись!
Судя по всему, Дитрих потерял сознание. Интересно, чем он таким болен и не заразно ли это? Я вышел в коридор и зачем-то завернул в соседнюю дверь мужской раздевалки. В душ я идти не собирался, лучше я это сделаю у себя в номере. Но зачем-то же я сюда пришел. В коридоре послышались шум и негромкие голоса. Я осторожно приоткрыл дверь. В образовавшуюся щель я видел, как немцы осторожно вели, очевидно, пришедшего в себя Дитриха. Зиверс поддерживал его за правый локоть, но слева Дитриха почему-то никто не держал. Неожиданно накинутая на плечи куртка соскочила с плеч Дитриха. Михаэль сразу же поднял ее с пола и накинул на плечи своему товарищу. Пары мгновений мне было достаточно для того, чтобы увидеть, что левая рука Дитриха беспомощно висит вдоль туловища, а из-под широкого выреза футболки был отчетливо виден кусок бинта. Дитрих явно был ранен. Интересно, где и кем?