— Жаль, что мы с вами не англичане. Они умудряются найти выход даже оттуда, откуда и выходить-то не стоит.
— Ваше остроумие, как обычно, не вовремя. Нам надо понять, как выправить ситуацию.
— И для этого вам понадобится Эдди, — как обычно неожиданно высказался Гартман.
— Лучшее, что может сделать ваш друг, профессор, — это больше ни во что не вмешиваться.
Зиверс явно не видел от меня никакой возможной пользы.
— Слушайте, Зиверс, — нисколько не смутился Юрий Иосифович, — лучшее, что вы сами могли сделать, вы сегодня уже сотворили. Как там это у вас называется? Бегущий кабан? Так что лучше молчите и слушайте.
Не ожидавший подобного откровения от Гартмана Зиверс не нашелся что ответить.
— У нашего юного и болтливого друга в сравнении со всеми нами есть одно преимущество.
— Можно выражаться яснее? — потребовал Ларсен.
— Можно, — кивнул Юрий Иосифович, — он единственный из нас, кто встречается с дочкой конунга.
— Вы имеете в виду… — Ларсен с любопытством уставился на меня.
— Именно это я и имею в виду.
— Матиас, я как раз хотел пригласить вас на свадьбу, — я попытался изобразить реверанс, — правда, место шафера я уже обещал профессору.
— Эдди, — Ларсен задумчиво провел рукой по жидким волосам, — скажите, когда вы все успеваете? Вы же на острове чуть больше недели. Разве такое вообще возможно?
— У меня большие способности, — не стал я скромничать, — особенно к языкам и к женщинам. А тут как раз все совпало.
— Ладно, умник, надеюсь, твои способности нам всем помогут. Будешь нашим голубем мира, — приподнялся с подушек Юрий Иосифович.
— Ну ладно, если голубем, — хмыкнул я, — то куда ни шло.
— Порхать и гадить — это твое призвание, — профессор опустил ноги на пол, — завтра с утра пойдешь в город и все объяснишь конунгу.
— Профессор, у вас все в порядке? — обеспокоился я, видя, как Гартман нашаривает ногами тапочки. — Вам вроде лежать надо.
— В сортир я могу сходить? — Гартман наконец надел тапки и встал. — Заодно от вас, крикунов, отдохну, а то, честное слово, уже голова разболелась.
— Пожалуйста, пожалуйста, — я уступил ему дорогу, — только вы уверены, что стоит ждать до завтра?
— Профессор прав, — согласился с Гартманом Ларсен, — пусть они все немного успокоятся. Тогда будет проще разговаривать.
На этом и порешили. Завтра так завтра. Это была одна из многих, сделанных нами всеми в тот день ошибок.
Глава 9
— Итак, все согласны с тем, что надо созвать большой совет, — Ульрих обвел глазами присутствующих, — думаю, тянуть не стоит. Предлагаю сейчас же отправить посыльных с тем, чтобы члены совета собрались немедленно.
— К чему такая спешка? — проворчал Торбьорн. — Мы могли бы собрать совет и завтра утром.
— Завтра? — выкрикнул Ульрих. — И это говоришь ты — начальник стражи? Чужеземцы напали на нас. Твой конунг ранен, Алрик убит, а ты говоришь «завтра»? Сейчас же! Мы должны созвать большой совет немедленно.
— Хорошо, — согласил Готфрид. — Торбьорн, разошли стражников. Как только все соберутся, начнем совет.
Весть о происшедшем мгновенно облетела весь город. Члены большого совета спешили прибыть как можно скорее, а на городской площади постепенно собиралась толпа.
Когда Готфрид в сопровождении Торбьорна и Свена вошел в зал большого совета, тот уже был полон людей и голосов. Сто человек, сто ртов, сто мнений. Увидев конунга, все стихли.
— Приветствую вас, члены совета. — Готфрид с достоинством пересек зал и занял свое кресло.
Он смотрел на заполненный амфитеатр. Десятки лиц были обращены к конунгу. Все ждали, когда он заговорит. Среди множества собравшихся не было только человека, который последние полгода служил причиной постоянной головной боли Готфрида, не было Алрика. Будь он здесь, наверняка бы уже начал выкрикивать с места какую-нибудь бессмыслицу, которая почему-то так часто находила одобрение у окружающих. Главное, больше веры в голосе, больше огня в глазах. Уж в чем-чем, а в этом Алрику отказать было нельзя. Огня в глазах у него хватало. Как же так вышло, что Алрика больше нет, но от этого стало только хуже? Казалось бы, узел был разрублен, но как выяснилось, этот узел завязывал мешок с неприятностями, которые теперь вывалились наружу. Интересно, тот, кто убил Алрика, знал, что именно так все и будет? Конунг не любил сложности, от них начинала болеть голова. Раньше она болела из-за Алрика, теперь, с его смертью, она стала болеть еще сильнее. Среди многих лиц Готфрид неожиданно увидел Ладвика. Первосвященник сидел молча, обратив свое лицо в сторону конунга, и почему-то улыбался.
Голос конунга разнесся по залу. Готфрид рассказывал членам большого совета о том, что произошло на малом совете, а также все то, что до этого поведала Фрея. Самой Фреи в зале не было. Женщины в заседаниях совета не участвовали. Не успел конунг закончить свой рассказ, как поднявшийся с места Ульрих призвал всех немедленно напасть на поселение чужеземцев и отомстить как за смерть Алрика, так и за рану, нанесенную самому конунгу. О том, что он сам не так давно кидался на Готфрида, Ульрих не вспоминал. Его слова были встречены одобрительными возгласами большинства молодых членов совета. Правда, молодыми Готфрид считал всех, кто был моложе его самого, а таковых в зале было больше половины.
Когда шум в зале немного затих, с места, опираясь на посох, поднялся Ольгерд, один из старейших членов совета, хорошо знавший еще отца Готфрида.
— Я выслушал тебя Ульрих, выслушал всех вас, мои юные соплеменники, — Ольгерд ласково улыбнулся всему совету, — я хочу сказать, что я горд быть с вами в одном зале и слышать ваши смелые и пламенные изречения. Я верю в то, что у вас достаточно гордости и сил, чтобы сделать все, о чем вы говорите. Однако я уже довольно стар и, должно быть, в силу своей старости не все понимаю. Скажите мне, о храбрые, а что будет потом?
Он оглянулся по сторонам, словно желая увидеть того, кто ему ответит.
— О чем ты, Ольгерд? — Ульриху не терпелось перейти от слов к действиям.
— Я спрашиваю, — повысил голос Ольгерд, — что будет потом, когда вы отомстите за пролитую кровь Готфрида, за отрубленную голову Алрика, когда вы изгоните чужаков с нашей земли? Вы думали, что будет дальше?
— Дальше мы будем жить так, как жили наши предки. — Ульрих тоже встал, проявляя недовольство. — Чужаки нарушили договор, и наша месть будет праведна.
— Поверь мне, Ульрих, я прожил долго, но не знаю, бывает ли месть праведна, — Ольгерд стукнул посохом о каменный пол, — а еще я не знаю того, что сделают другие чужестранцы, которые придут, чтобы отомстить за своих собратьев. А они обязательно придут, поверь мне.
— Хватит пугать нас, старик, — окончательно потерял терпение Ульрих, — они нарушили закон, и они ответят.