— Именно, что покоится, — воскликнул Готфрид, — не пора ли ему проснуться?
— Проснуться? Что значит для тебя — проснуться? — Ладвик взволнованно вскочил со своего кресла. — Разрушить все, во что мы верили? Я много разговаривал с ними, с их Ларсеном, а последние дни с этим мальчишкой. Если мы откроем для них остров, мы уничтожим все, что у нас есть. Не будет больше спокойной и тихой жизни, не будет уважения и порядка, не будет наших богов.
— Вот как ты заговорил, Ладвик. — Конунг удивленно смотрел на мечущуюся фигуру Верховного хранителя.
Мне казалось, что раньше ты относился ко всему спокойнее.
— Раньше я верил, что ты образумишься. Я надеялся, что хотя бы смерть Алрика заставит тебя задуматься. Если чужаки убивают тех, кто мешает их планам, что будет со всеми нами, когда их на острове станет больше?
— И давно ты решил, что Алрика убили именно люди с Большой земли?
— А разве в этом есть сомнения, Готфрид? — Ладвик подскочил к сидящему в кресле конунгу. — Разве, напав на тебя, чужестранцы себя не выдали? Что тебе непонятно, конунг, что вообще здесь может быть непонятно?
Готфрид задумчиво погладил окладистую бороду, огляделся. Поблизости никого не было, только Свен что-то выговаривал нескольким стражникам, но и они находились достаточно далеко, чтобы слышать их разговор с Ладвиком.
— Что мне непонятно, Хранитель? Хорошо, я скажу тебе, надеюсь, ты все сможешь мне разъяснить. Мне непонятно, чью метку ты отдал стражнику тогда на площади? Я ведь не посылал к тебе стражу, и даже если ты пришел на площадь сам, как ты говоришь, по зову сердца, метки у тебя быть не могло.
— Это все, что тебя интересует, конунг? — холодно спросил Ладвик.
— Есть еще кое-что, — отозвался Готфрид, — если общее число меток сошлось, значит, ты отдал стражнику чью-то чужую метку. Кто это, Ладвик? Кого не было в тот день на площади?
— Я отвечу тебе, конунг, — Хранитель задумчиво вглядывался куда-то вдаль, где сквозь туман местами проступали черные вершины скал, — более того, я покажу тебе этого человека. Смотри, вот он!
Ладвик указующе протянул руку. Готфрид встал, чтобы лучше разглядеть, на что именно показывает Верховный хранитель. Вылетевшая из тумана стрела насквозь пробила ему горло. Готфрид захрипел и, откинувшись назад, непременно упал бы на землю, если бы стремительно среагировавший Ладвик не усадил его обратно в тяжелое кресло.
— Ты хотел узнать правду, конунг? — Ладвик склонился к уху еще живого, но не способного произнести ни слова, Готфрида. — А зачем она тебе? Порой правда слишком тяжела, чтобы с ней жить.
Ладвик взглянул на Свена и стражников. Те что-то увлеченно обсуждали, отвернувшись в другую сторону, и не могли ничего видеть.
— Ты и не будешь жить конунг, сейчас ты умрешь. А если тебе все еще так нужна правда, то знай, это я убил Алрика, я отрубил его никчемную болтливую голову и выкинул ее в море. А что касается человека, которого не было на площади, так это бедняга Альбер. Ему крепко досталось трезубцем, но он молодец, достойно держался все эти дни. Кстати, ты оценил его выстрел? Какая меткость, верно?
Готфрид захрипел и поднял руку, силясь переломить стрелу. Ладвик одной рукой вцепился в запястье конунга, а другой передавил ему сонную артерию. Слабеющий конунг свободной рукой попытался оттолкнуть от себя Хранителя, но не смог этого сделать. Рука ткнулась в грудь убийце и бессильно соскользнула вниз.
— Прости, Готфрид, не ради себя делаю. — Верховный хранитель с грустью смотрел на мертвого конунга. Затем он набрал полные легкие воздуха, и его истошные крики заполонили собой всю округу: — Люди, Готфрида убили! Чужаки убили конунга!
Подбежавший Свен бросился к Готфриду и, поняв, что тот действительно убит, без сил рухнул на колени, держа своего мертвого друга за руку. Растерянные стражники замерли, не зная, что теперь делать.
— Что вы встали? — закричал на них Хранитель. — Бегите к Ульриху и Торбьорну, скажите, что чужаки убили конунга. Скажите всем, что конунг убит.
Крики Ладвика вывели стражников из оцепенения, они бросились вниз по тропе и долго еще были слышны их крики, полные ужаса и отчаяния:
— Конунг убит! Чужаки убили конунга!
— Конунг убит! Чужаки убили конунга!
Я первым расслышал, что именно кричали бегущие к нам люди. Это означало, что у меня была хоть и маленькая, но фора во времени.
— Бежим! — Я толкнул Ларсена в сторону базы.
— Что это значит, Эдди? — Он непонимающе уставился на меня, продолжая оставаться на месте.
— Бежим! — Я рванулся изо всех сил, потянув Ларсена за рукав.
Он начал понимать, что что-то не так, когда изменившийся в лице Торбьорн выхватил меч из ножен. Но было уже поздно. Тяжелое лезвие обрушилось на Матиаса, ударив его в левое плечо у основания шеи. Удар был такой силы, что меч, пройдя наискось, беспрепятственно вышел из правого бока Ларсена, разрубив его напополам. Дальше бежать, вывернув голову и глядя назад, было неудобно, и я не видел, как тело несчастного командира базы частями оползало на землю, заливая все вокруг фонтанами алой и темной крови. Я больше не видел, что происходило у меня за спиной, и даже ничего не слышал. Сердце, что есть силы гоняющее кровь по обезумевшему от страха организму, лупило своими клапанами так, словно они были отлиты из чугуна. Этот грохот внутри меня заглушал все звуки, шедшие снаружи, и я боялся, как бы у меня не лопнули перепонки от этого невероятного шума. Я бежал так, как мчится любая жертва, понимающая, что от скорости ног зависит само ее существование. Стремительно промчавшись около сотни метров, я почувствовал непреодолимое желание обернуться, хотя и понимал, что из-за этого скорость моего бега наверняка замедлится. И тем не менее я невыносимо желал, я жаждал посмотреть назад. Если смерть мчится за мной по пятам, то я хочу умереть, глядя ей в глаза. Я обернулся. Ульрих тяжело бежал, отстав от меня метров на двадцать, если не больше. Догнать меня он уже точно не сможет. Очевидно, ему в голову пришла та же мысль, однако, вместо того чтобы остановиться, он сделал гигантский прыжок и отчаянным взмахом швырнул меч в мою сторону. Техника исполнения броска, конечно, была так себе, но силищи этому бородатому дикарю хватало. Стремительно вращаясь, меч описал дугу в воздухе и, пролетев над моей головой, упал метрах в десяти от меня. Клинок лязгнул о камень и отскочил в сторону. Я метнулся к нему и, ухватив стальную рукоятку, побежал дальше к спасительной ограде.
— Стой, гаденыш. — Ульрих явно не ожидал от меня такой подлости и теперь вновь мчался за мной, размахивая кулаками.
Очевидно, вооруженный мечом, я вполне мог справиться с этим дикарем, но, во-первых, я просто не знаю, что с этим самым мечом делать, а во-вторых, тыкать живого человека железякой — это явно не для меня. Меч был довольно тяжелый и сильно замедлял мой бег, я уже собирался бросить его, как услышал выстрел. Точнее я услышал негромкий хлопок. В обычной жизни я бы даже не подумал, что это звук выстрела, но сейчас я сразу понял, что это за хлопок. Я обернулся. Ульрих стоял неподвижно, схватившись руками за живот, а потом сделал неуверенный шаг вперед и упал лицом вперед, наверняка разбив его о камни. Впрочем, судя по всему, Ульриху уже было все равно. Ульрих умер.
