Ульрих умер, но я-то был еще живой, впрочем, так же, как приближающиеся стражники. Увидев падение Дикого, они сбавили темп, но все же не остановились. Я не стал их дожидаться и потрусил к воротам. Когда я был в нескольких метрах от ограждения, ждущий меня Зиверс распахнул калитку, и я словно мышь, избежавшая кошачьих когтей, прошмыгнул внутрь. Зиверс захлопнул калитку.
— Они убили Ларсена, — заорал я, отбросив меч и схватив Зиверса за куртку, — они убили Ларсена! Ты, тварь! Почему вы не стреляли?
Я тряс Зиверса со всей дури, но он стоял, опустив руки, и не сопротивлялся. Тяжелая рука легла на мое плечо и потянула в сторону. Я отпрыгнул, ожидая, что это один из охранников, и увидел Гартмана.
— Они не могли стрелять. — Профессор шагнул ко мне, загораживая Зиверса.
— Что значит — не могли? — Я почувствовал подступающую к горлу тошноту. — Они убили Ларсена. Они разрубили его пополам. Пополам, профессор!
Я скрючился, и меня наконец вывернуло. Откуда-то сверху, приглушенно, словно сквозь толщу воды, доносился голос Зиверса:
— Вы отошли слишком далеко. У нас не было возможности вести прицельный огонь, мы могли подстрелить вас, Эдди.
Я выпрямился и вытер рот рукавом.
— У нас только короткоствольное оружие, из него невозможно прицелиться дальше, чем на сто метров. Вы понимаете меня?
— Ясно. — Я махнул рукой и побрел к крыльцу. Мне была нужна вода. Я хотел пить и умыться.
— Эдди! — крикнул мне вслед Зиверс. — Почему они напали на вас?
Я обернулся.
— Кто-то убил Готфрида. У вас много патронов? Тысяч двадцать будет?
— Двадцать? Да что вы, к каждому пистолету по четыре обоймы и столько же к «хэклерам». — Я понял, что он говорит про короткоствольные автоматы, которыми были вооружены охранники.
— Тогда, я думаю, у нас мало шансов дотянуть до утра. Они не простят нам Готфрида.
— Но мы не убивали Готфрида! — воскликнул Зиверс.
— Теперь это уже не важно. Больше переговоров не будет.
Я вновь устало махнул рукой, показывая, что разговор окончен, и вошел в здание. Ничего не отвечая, я прошел сквозь бросившуюся мне навстречу толпу людей, которые хотели узнать от меня хоть что-то. Поднявшись на второй этаж, в коридоре которого все еще воняло гарью, я отпер дверь нашего отсека, не пострадавшего от пожара, и прошел внутрь. Хотелось раздеться, свернуться клубочком под одеялом и уснуть, а проснувшись, узнать, что все случившееся сегодня приключилось со мной лишь в глупом кошмарном сне. Можно будет рассказать об этом Гартману, вот он повеселится, а потом раздавить на двоих бутылочку коньяка. Я зашел в душевую, прополоскал как следует рот и горло, а после долго пил воду из-под крана. Однако утолить жажду водой никак не получалось. Покопавшись в чемодане под кроватью, я извлек упаковку с подарочным «Хеннесси» и, разорвав уже явно ненужную коробку, открыл бутылку. Коньяк словно старый, все понимающий друг сразу окутал меня своим теплом. Я сделал еще один глоток и услышал чьи-то шаги. На пороге комнаты появился профессор.
— Присоединяйтесь, Юрий Иосифович. — Я махнул рукой Гартману.
Он, кряхтя, опустился на пол рядом со мной. Я протянул ему бутылку, и профессор махом влил себе в рот изрядное количество коньяка.
— За Ларсена. Пусть земля ему будет пухом.
Гартман возвратил мне бутылку, и я тут же впился в нее губами.
— Она скоро всем нам будет пухом, хотя, я вам так скажу, она здесь чертовски каменистая. Я думаю, наши тела не будут закапывать, а просто сбросят в море.
— Не дрейфь, пацан, — Юрий Иосифович вновь отобрал у меня коньяк, — кстати, на, закуси. — Он протянул мне уже подтаявшую шоколадку. — Я сейчас разговаривал с Зиверсом, возможно, все не так плохо.
— Он нашел еще патроны?
— Нет, — покачал головой Гартман, — но оказывается, когда только нас начали обстреливать и начался пожар, он связался с еврокомиссаром в Брюсселе и затребовал помощи.
— И что, они позвонят Торбьорну и скажут, чтобы нас не убивали?
— Это вряд ли, а вот ближайший натовский военный корабль они на помощь прислать обещали.
— И насколько к нам близок этот корабль?
— Вполне, — кивнул Юрий Иосифович, — Зиверс недавно вновь выходил на связь, нам надо продержаться буквально до утра. Утром здесь будет американский эсминец.
— До чего они шустрые, эти янки, — от коньяка меня уже развезло так, что я даже не обрадовался грядущему спасению, — янки-обезьянки. Они везде, где дерьмом воняет. Порой не успеешь обделаться, а они уже тут как тут.
— Верно, — согласился Гартман, — пойдем к Зиверсу и скажем, чтобы американцы не приплывали. Пусть пришлют нам другой корабль.
— А пойдем.
Я хотел было подняться, но профессор остановил меня.
— Что же, мы с пустыми руками пойдем? Не по-русски как-то, возьми еще коньячку.
Я полез под кровать.
Когда мы спустились вниз, столовая была переполнена людьми. О том, чтобы разойтись по комнатам, а уж тем более лечь спать, никто и не думал. Кое-как я нашел два свободных стула и притащил их к столу, за которым сидели Зиверс, Дитрих и еще два немца из числа охранников базы. Гартман с грохотом плюхнул на стол мой золотой запас — литровую бутылку «Курвуазье».
— Я думаю, нам лучше сохранить трезвую голову. — Зиверс неодобрительно взглянул на коньяк.
— Сохранишь, с одного стаканчика еще никому плохо не было. А Матиаса помянуть надо, — отрезал профессор, ловко одной рукой открывая бутылку.
Зиверс не стал спорить, сидящие с ним немцы тоже молчали. Я принес из буфета стаканы, и Гартман налил каждому примерно по половине стакана.
— Не знаю, есть ли у человека душа и попадает ли она куда-то после смерти, — Гартман говорил, уставившись куда-то в стол, — но если хоть что-то из этого действительно существует, то пусть душа Матиаса попадет туда, где ей тоже нальют хорошего коньяка. И пусть она сегодня как следует напьется. Матиас это заслужил. За Матиаса.
Юрий Иосифович опрокинул стакан в рот, я последовал его примеру. Немцы, за исключением Зиверса, сделали только по небольшому глотку. Зиверс, все еще сжимавший стакан в руке, встал и, обращаясь ко всем нам, произнес короткую фразу:
— Матиас был моим другом.
После чего залпом выпил коньяк и поставил пустой стакан на стол донышком вверх. Все молчали. Я не знаю, кто о чем размышлял в эту минуту, но я подумал о Фрее. В отличие от меня, она ничего не знала ни о гордых Монтекки, ни о столь же тщеславных Капулетти, но так же, как и я, она оказалась заложницей чьих-то жестоких интриг и чьей-то хитроумной жестокости. А все мои знания мировой литературы сейчас были абсолютно бесполезны, как познания Гартмана в геологии, так же, как знания многих других умных и цивилизованных людей, собравшихся сейчас в этом зале. Когда пролита кровь, самым важным оказывается только одно умение — умение пролить кровь в ответ. Так что в настоящий момент самыми полезными людьми на всей базе были Зиверс и подчиняющиеся ему восемь охранников. Трое из них сейчас были с нами, остальные, наверное, были на своих постах. Два охранника находились на крыше здания. Откуда я про них знал? Да я и не знал вовсе до тех пор, пока откуда-то сверху не донеслась автоматная очередь, а через мгновение раздался отчаянный крик, и что-то черное тяжело упало с крыши во двор здания. Сверху были по-прежнему слышны выстрелы. Первым к окну успел Дитрих. Он вгляделся в безжизненное тело, распростершееся на камнях.
