— Война это всегда кровь и грязь, сеньорита. Увы. И после боя меньше всего хочется расхаживать по палубе выпятив грудь, и занимать картинные позы. Ты чувствуешь опустошенность и усталость. Тем более, если успел еще и заглянуть за грань, откуда тебя вырвала сила науки и Эфира.
— То есть, он был ранен, исцелен и после этого продолжил бой.
— И вышел из него победителем, — добавил Борис.
— Папа, я хочу эту картину, — обратилась она к мужчине средних лет, в бордовом смокинге.
— Сеньорита, если позволите, я посоветовал бы вам, прибрести вон то полотно, с более мирным пейзажем. Эта писалась мною под дурное настроение, после схватки, — решил приукрасить Измайлов.
Нет, он делал это вовсе не для нее. Он искренне желал, чтобы она приобрела картину со шхуной, входящей под парусами в тропическую лагуну. А вот экзальтированные дамы, и мужчины, прохаживавшиеся неподалеку, уже совсем другое дело.
— Но я хочу именно эту, — упрямо гнула свое девушка. — И сеньор, отчего все ваши картины выставлены по одной цене? Тысяча восемьсот сорок песет за масляные полотна и четыреста шестьдесят за акварель. В этом есть какой-то потаенный смысл? Или вы не считаете свои работы произведениями искусства?
— Вы совершенно правы. Без ложной скромности мои работы превосходят многих модных художников. Но я их не считаю произведениями искусства. Цена же, всего лишь отправная, привязанная к фунтам. Эта валюта принимается повсеместно. Если кто-то считает, что они стоят дороже, то я возражать не буду, — с легким поклоном, улыбнувшись закончил он.
— А вы ли в действительности являетесь автором этих картин, — послышался голос с явными ноками недоверия.
Борис обернулся в сторону говорившего, и смерил его спокойным, ничего не выражающим взглядом. Видит бог, каких усилий ему это стоило. Н-но… Уже знакомый ему сеньор в темно-зеленом смокинге, смотрел на него с нескрываемым любопытством. И чего уж там, превосходством.
Это не было оскорблением в прямом смысле этого слова. Безродный, что было видно по одежде Бориса, не мог требовать удовлетворения или обращения к нему на равных. Ибо говоривший был дворянином. Даже если под этой личиной находится представитель древнейшего рода, это ничего не значит. Желая выглядеть простолюдином, будь готов и к соответствующему отношению. И никто тебе не виноват, если ты вдруг получишь пинка под зад. А нечего вводить в заблуждение благородных господ.
Но выходка сеньора Уго Кампоса все же не осталась незамеченной. По залу прошелся легкий гул недовольства. Так сказать, высказали свое фи. Причем разночинцы и купцы, сделали это едва ли не бесшумно шевеля губами, да и то, далеко не все.
— Могу полюбопытствовать, чем вызвано ваше недоверие? — заведя руки за спину, произнес Борис, стараясь держаться максимально спокойно.
— Насколько мне известно, художник пописывающийся монограммой РБП, и зовущий себя Некто, немой. Его всюду сопровождала говорившая за него девушка, сам же он изъяснялся только письменно, посредством блокнота.
— Быть может я не желал выдать акцентом свою национальную принадлежность, — пожав плечами, возразил Борис.
Подошел к одному из мольбертов, выставленных тут скорее для антуража, взял лежащий на полочке карандаш и начал быстро рисовать. Сразу же стало понятно, что он рисует даму. Уже через три минуты, все время прибывающие зеваки могли рассмотреть, что она стоит с бокалом вина перед какой-то картиной висящей на стене. При этом заметно отсутствие у красавицы какого-либо интереса. Весь ее вид излучает лишь одно. Скуку.
Закончив набросок, Измайлов поставил свою подпись и отошел на пару шагов, дабы знатоки могли оценить изображение. И судя по всему, разбирающихся в живописи здесь хватало, так как послышалось одобрительное ворчание, и смешки, явно адресованные к выказавшему недоверие.
— Хм. Весьма недурственно, — произнес женский голос. — Однако не припомню, чтобы давала свое позволение рисовать меня.
— О-о, сеньорита, прошу меня простить. Я и не думал задеть вас. Просто ваша меланхолия повергла меня в отчаяние, и я решил таким образом привлечь ваше внимание к моим работам, — с поклоном ответил парень.
Затем взял с мольберта лист картона и предложил его моложавой смуглолицей красавице, лет тридцати пяти. Судя по кольцу на правом безымянном пальце, вдове. Вообще-то, она вовсе не обязана носить его. Если только не желала подчеркнуть это особо.
Высокая грудь, осиная талия, широкие бедра. Это подчеркивает как корсет, под белоснежной блузкой, так и длинная, в пол, юбка в форме колокольчика. Воздушная шляпка с широкими полями, кружевные манжеты и воротник, брошь с большим изумрудом, в обрамлении холодного и блеска бриллиантов. Все это однозначно указывало на благородное происхождение.
Правда, Борис куда больше оценил красоту и притягательность женщины. Отчего-то сразу же подумалось о веселой вдове. Никакой робости в ее отношении он не испытал. Плавал уж, знает. Если бы не нужно было сохранять инкогнито, то он непременно добился бы ее благосклонности. Во всяком случае, интерес к себе он уже пробудил. Вот только дальше идти не намеревался.
Раскрывать свою личность лишь ради того, чтобы сбросить пар. Нет уж. Потери от этого намечаются куда более существенные. Тем более, что вот этот маневр уже вызвал положительную волну среди посетителей.
— Папа, я хочу эту картину, — вновь потребовала молоденькая сеньорита.
Что такое? В ее голоске послышались ревнивые нотки. Борис посмотрел на родителя упрямицы, и с искренним сочувствием, слегка развел руками. Мол, прошу прощения, но я тут ни при чем. А уж когда девчушка заявила, что отец должен заплатить за полотно никак не меньше двух с половиной тысяч песет, Измайлов с нарочитым видом сделал большой глоток шампанского, и вовсе пошел в другую сторону, словно хотел сказать — дела семейные, сами и разбирайтесь.
— Сеньор Понсе, — окликнул Михаил хозяина галереи.
— Да, сеньор Некто.
— Видите этих двух сеньоров, — указав на уже знакомых мужчин, произнес Борис.
— И?
— Они уже купили что-нибудь?
— Нет.
— Отлично. Вот, мое условие. Для них цена вдвое.
— Я понимаю, молодая сеньорита вселила в вас надежду, а сеньор Кампос был груб, но вы ведь здесь ради того, чтобы продать свои картины, а не самоутвердиться в чьих-то глазах.
— Приятно общаться с человеком которому его происхождение не застит разум, — отсалютовав ему бокалом, произнес Борис.
Потомственный дворянин Сальвадор Понсе отнесся к подобному обращению ровно. Он не допускал даже мысли, что может разговаривать не с таким же благородным. Быть может он имеет только личное дворянство, но уж это-то несомненно. В его одаренности нет никаких сомнений. Подобный алмаз не может быть сам по себе. Их холят и лелеют, им потакают и стараются как можно крепче привязать к себе. Дворянство, это первое о чем должен был позаботиться его сюзерен.
