— Хорошая сучка, — хриплю в ее губы, содрогаясь, мощно кончая. — Моя сучка, — задыхаясь, уточняю я, совершая последние поступательные толчки. Не позволяю отвернуться, заставляя смотреть в глаза, сдавливая скулы крепче. У нее хватает ума придержать дерзкий язык за зубами. Ей было приятно со мной — это первый неоспоримый факт, мне тоже — это второй, я хочу еще — третий. Она боится — четвертый. Самый весомый.
— Со мной безопасно, Алиса, — нарушаю молчаливое противостояние взглядов, продлившееся несколько минут, пока мы оба восстанавливали дыхание. Я все еще в ней и почти готов ко второму раунду.
— Ложь, ты мной воспользовался, — со слезами бросает Алиса, предпринимая попытки выползти из-под меня.
— Ты мной тоже. Было классно. Тебе дважды, — невозмутимо напоминаю я, откатываясь на бок. — И мы повторим. Еще раз, или два… если выдержишь, — хрипло смеюсь, сжимая в ладони красивую грудь с твердым соском.
— Я спала… Думала, это сон… Ты дал слово, — она плачет. Искренне негодует, и ей все еще страшно.
— Успокойся, tatlım. Хороший секс — не повод для слез. Я не сделал ничего, чего бы ты не хотела, — говорю непреклонным тоном, пристально глядя в голубые глаза. Она отводит взгляд, сдавленно всхлипывает, отталкивает мою руку. Садится, прижимая колени к груди, и утыкается в них хлюпающим носом.
Тяжело вздохнув, я встаю с кровати и направляюсь в столовую зону, чтобы принести подавленной плачущей глупышке бокал вина. Наливаю до самых краев и возвращаюсь обратно.
— Выпей, Лиса, — протягиваю ей бокал, ощущая жжение от ссадины на плечах и груди, оставленными когтями моей хищницы. Девушка оставляет мой жест без внимания, снова раздражая своим непослушанием. — Тебе нужно расслабиться, tatlım, — беру ее руку и насильно заставляю сжать ножку бокала пальцами. — Пей, — непреклонно приказываю я.
Вздрогнув, она поднимает на меня мятежные несчастные глаза и снова отводит в сторону. Ее упрямства хватает на пару секунд. Затем Алиса залпом осушает бокал и отдает мне. Вытирает рот тыльной стороной ладони и, подняв голову, решается задать мучающий ее вопрос.
— Что со мной будет, Ран? — беззащитные интонации, проскользнувшие в ее голосе, вызывают смешанные чувства. С одной стороны хочется утешить девушку, а с другой… Она заслужила наказание.
— В смысле? — с деланным удивлением выгибаю бровь. — Я, по-моему, озвучил ближайшие планы на тебя.
Алиса густо краснеет, подавленно молчит, обнимая колени руками. Невысказанные сомнения и страхи повисают в гнетущей тишине.
— Или тебя интересует мое мнение по поводу твоей отсутствующей девственности? — небрежно спрашиваю я. Девушка вся сжимается, едва заметно кивая. Поставив пустой бокал на прикроватный столик, забираюсь на кровать и сажусь рядом с Алисой. Моя ладонь властно ложится на ее позвоночник.
— Мне хватит такта, не спрашивать, кто он, — отчетливо произношу я. — А тебе должно хватить ума — забыть его, Алисия, — ласково поглаживаю ее спину.
— Я чувствую себя шлюхой, — импульсивно и необдуманно всхлипывает Алисия. Мои пальцы с силой впиваются в ее кожу.
— Шлюхой тебя сделал тот, для кого ты раздвигала ноги до меня, — наклонившись, стальным тоном говорю ей в ухо. Она снова начинает дрожать, пытается отстраниться, отползти. Я крепко обхватываю ее за талию, припечатывая к своему телу. — Я взял то, что принадлежит мне, Алиса. И буду брать, пока мне не наскучит. В твоих интересах сделать так, чтобы мне не наскучило никогда. Надеюсь, ты это понимаешь, tatlım.
Глава 15
Алисия
Сукин сын.
Наглый, самодовольный, беспринципный, всепоглощающий, проникающий под кожу обходными путями.
Мне хочется кричать в голос.
Все мое тело превращается в один сплошной оголенный нерв, каждое прикосновение Амирана причиняет острую сердечную боль. Она простирается внутри, заполняя грудную клетку до самых краев.
Настолько, что каждый вдох становится глотком кислоты.
Если бы только знал, настолько ты мне противен сейчас, Амиран. Насколько я сама себе противна… Не смей говорить гадости о Нейтане, не трогай его. Я не позволю.
Нейт никогда так потребительски не относился ко мне…близость с ним ни разу не приносила ощущение использованности, опустошенности, и этой болезненной одержимости, и животной похоти, что овладела каждой клеточкой моего тела на несколько жутких мгновений. И Амиранухватило их, чтобы воспользоваться моим смятением и слабостью и взять от ситуации все.
Ты ничего не знаешь о нашей любви, Амиран аль-Мактум.
О том, что между нами было и сколько лет длились наши чувства, как трепетно мы скрывали их и прятали друг от друга. Прежде чем оба не выдержали, и с головой нырнули в омут чувственности, любви и порока.
За пять минут растоптал все, разрушил.
Пометил меня, как шлюху из многочисленного гарема, которая под боком должна всегда быть и радоваться, когда эмир соизволит накачать ее спермой.
Вроде бы взрослый человек, который должен понимать, что такие действия ведут к фатальным последствиям, но все равно позволяешь себе вершить чужие судьбы, как вздумается.
Кто тебе дал такое право, кто?
Я еще надеюсь от тебя избавиться, и последнее, чего хочу с тобой, Амиран — это общий ребенок.
Мои бедра горят и ноют. Чувствительная, после дикого вторжения плоть, все еще предательски пульсирует, явно рассчитывая на продолжение неожиданного «приятного сна». Я ненавижу себя за это. За то, что остро чувствую, как Амиран аль-Мактум пробудил во мне голод, с которым было довольно легко справляться последние четыре года. Это как диета, полный отказ от сладкого: когда в жизни совершенно нет секса, справляться с его отсутствием гораздо проще. Но стоит попробовать хотя бы один «кусочек», ощутить сладкий вкус на языке и полет эндорфинов в крови, и диета провалена.
Мысли в голове окончательно путаются, превращаются в дым, дрожащие ноги тоже обретают непривычную мягкость, становятся ватными.
Несмотря на огромное желание, сейчас я просто не в силах сбежать от эмира.
— Я не принадлежу тебе, Амиран, — все еще отчаянно пытаюсь донести до его собственнического сознания довольно простую истину.
Амиран в ответ недовольно и глухо рычит, проезжаясь по моим позвонкам теплыми костяшками.
— И то, что мне было «хорошо» и «все понравилось», — сгибая в воздухе пальцы, изображаю кавычки. — Абсолютно. Ничего. Не значит.
Поспешно смахиваю слезы со своего лица, пытаясь собрать разбитые внутри атомы. Маленькие крупицы прежней Алисы. Меня терзает мучительное чувство, что ее уже не вернуть. Никогда я не буду такой, как до этого проклятого утра.
— Держи свой дерзкий язычок за зубами, tatlim. Пока я не попросил показать его мне и воспользоваться им…правильно. С пользой для обоих, — его зубы обхватывают мочку моего уха, дыхание обжигает шею. Двусмысленность сказанных слов, заставляет сердце выделывать мертвые петли и сальто.
