Что ж, моя карточка у Амирана — это нормально, и нет ничего страшного в том, что муж заботится обо мне и следит за моим здоровьем. Вот только…этот факт имел бы куда более ценное значение, если бы я не заметила очертания снимка, который уже изучила вдоль и поперек. От сокрушительного и болезненного осознания, мое сердце падает вниз, вызывая приступ удушья. На языке вспыхивает горький вкус предательства, от которого меня мгновенно начинает подташнивать.
Фото со скрининга я храню у себя в сумочке.
Откуда они у Амирана?
Почему я не знаю, что они у Амирана?
Ответ прост и до боли банален. В тот день, когда мы катались на лодке, он включил блестящую актерскую игру и решил не говорить о том, ему уже все известно?
Если бы это было только так… я бы все поняла.
Но Амиран поступил хуже.
То, что он сделал — откровенное, противное, грязное лицемерие, которое я никак не могу оправдать.
Нервно сглотнув, я раскрываю папку из клиники на странице с фотографией ультразвукового исследования. Края снимков выглядывают из вложенного конверта, на котором я замечаю имя своего врача — Мария Гилберт. Бумага датирована тем самым днем, когда я в последний раз была на приеме.
Автоматически открываю заключение, прохожусь по нему беглым взглядом, находясь в полной уверенности, что не узнаю из него ничего нового.
«Результаты ДНК теста» — бросается в глаза жирный заголовок, подводящий жирную черту под огромной главой моей нежности к мужу. Мой взор падает ниже, а мозг не сразу осознает смысл фразы «Отцовство подтверждается. Вероятность отцовства более 99,99%».
Кровь отхлынула от лица, ощущение — будто мне внутривенно ввели яд, действующий на организм особо медленно и мучительно.
Амиран сделал ДНК-тест на отцовство.
Как он мог?
«— Секреты есть у всех, tatlım. Доверие — самый важный элемент в отношениях. Это фундамент, на котором строится будущая семья. Даже, если изначально нет любви, она может зародиться, если партнеры готовы говорить друг другу правду, не таясь и не опасаясь реакции другого», — ярко всплывают в памяти слова мужа, сказанные им еще на втором свидании.
Что ж, Амиран аль-Мактум. Наш фундамент ты только что подорвал.
Гнев превращает мою кровь в раскаленную магму, дыхание схватывает вспышки гнева, к горлу подступает желчь. Обида клокочет в груди, душит, осколками разбитой нежности впивается в дыхательные пути. Эмоции, лишенные мягкости и милосердия, разрывают в клочья. Такие жесткие, острые, как стекловата или наждачная бумага, скользящая по изнанке горла вместе с подавленными слезами…
Кабинет Амирана стремительно превращается в водянистое и размытое пятно.
Еще бы, черт возьми! Еще бы, отцовство не подтвердилось! За кого он меня держит…держал, за кого? Доверие? И где оно, Амиран?
Как во всем этом смысл? Для чего он притворялся идеальным, образцовым мужем, делая все, чтобы я всецело ему доверилась, добровольно, наконец, вручила свое сердце? Чтобы в одну секунду уничтожить его своей грязной ложью?
«Мои. Оба» — рычащим набатом стучит голос Рана в моих висках.
Я была так счастлива от этих простых двух слов, отражающих зарождающуюся глубокую связь между нами. Но что стоят эти слова, как и другие признания Амирана, когда выясняется: эти два месяца он терзал себя мыслями о том, что наш сын — не его ребенок? Гладил мой живот, покрывая его горячими поцелуями, шепча нежности и приятности, а в мыслях все равно не исключал тот факт, что внутри меня крепнет не его продолжение?
Меня тошнит от этого двуличия.
Так обидно мне никогда в жизни не было.
Не в силах скрыть своей ярости, я разрываю конверт на крошечные клочки бумаги и шиплю сквозь зубы, отчаянно всхлипывая. Плевать, что Амиран узнает. Я и не собираюсь скрывать того, что я в шоке от его лицемерия.
— Все в порядке? — сталкиваюсь в дверях с гранитной фигурой главы личной охраны мужа, ненароком обдав его пламенным взором, предназначенным Амирану. Собираюсь с духом и мгновенно переключаюсь, растянув губы в фальшивой улыбке:
— Разумеется, Карим. Дай мне еще пять минут. Я почти закончила.
Сборы превращаются в мучительную бесконечность из-за удушливых слез, что беззвучно скользят по моему лицу. При этом внутри меня все кричит, каждая клеточка вибрирует, отчаянно умоляя меня забыть о том, что я вообще видела результаты этого теста. Так было бы лучше... для нашего сына точно. Теперь я не могу избавиться от мысли, что Амиран сомневался во мне, в нем…в нашем будущем.
Такое невозможно, но если бы ребенок был от Нейтана, Ран? Чтобы ты сделал? Вышвырнул меня из своей жизни? Что, Амиран?
Этот вопрос еще долго будет возвращаться ко мне, и я знаю, что никогда не узнаю правдивого ответа.
Оказавшись в машине, я не нахожу себе места, мечусть на заднем на задении, закутавшись в паранджу и никаб так, чтобы в черном и плотном одеянии остались лишь прорези для глаз. Я намеренно опускаю их в пол.
Не произношу ни слова, когда подхожу к Амирану и генералу Каттану, уже ожидающими меня возле трапа. Судя по их каменным лицам, разговор у них был не из легких. Соблюдая обед молчания при посадке и во время взлета, полностью игнорирую мужа. Все время чувствую на себе его тяжелый, разбирающий на микрочастицы взор, бескомпромиссно требующий моего внимания.
— Как ты, tatlim? — наконец, муж не выдерживает моей отчужденности. Я безэмоционально пялюсь на облака, никак не реагируя на его вопрос. Ран обхватывает мой подбородок и силой заставляет меня обратить на него свой взор.
— Нормально, — безразличным тоном бормочу я, прикрывая ресницы. Мой голос отождествляет собой глыбу льда, в которую я могла бы превратить наше озеро одним лишь своим дыханием.
— Что случилось? Расстроилась, что наш отпуск пришлось прервать? Обещаю, что мы еще не раз вернемся сюда, — низким и бархатным шепотом укрывает меня Амиран. Боковым зрением я замечаю холодный взгляд генерала Каттана, полный немого осуждения, направленного на меня. Когда-то этот суровый мужчина смотрел на меня с отческой теплотой. Но это было до того, как его сын влюбился в меня, и мы наделали глупостей, подставив тем самым под удар жизнь и военную карьеру Нейтана и самого генерала.
— Ты сняла кольцо, — замечает Ран и я вспоминаю, как содрала его с пальца еще в машине. — Зачем? — голос мужа напряженно натягивается, вибрирует, и я чувствую, что через призму простых человеческих слов, скользит сдерживаемый рык пробудившегося и доминирующего в нашей паре хищника.
— Пальцы опухают, — по-прежнему ровным тоном бросаю я. В грудь, будто кол воткнут, мне всерьез не хватает воздуха.
Я не хочу продолжать этот разговор, но знаю, что Амиран не отстанет.
— Глупости, сладкая. Они такие же нежные и маленькие, какими были утром, когда ты рисовала ими на моем теле, — используя запрещенный прием, напоминает Амиран, наклоняясь ко мне ближе за горячим поцелуем. Очевидно, наследнику плевать на главу разведывательных служб, сидящего напротив нас.
