Повод для ревности я продемонстрировал наглядно, хотя и непреднамеренно, но, Шайтан подери, тогда мы оба неслабо накосячили. Я был чертовски зол и вымотан, а она дьявольски упряма.
После я неоднократно давал Алисе понять, что других женщин для меня не существует. Однако зерно сомнения успело дать ростки и выдирать этот сорняк с корнем придется мне, и возможно, неоднократно.
— К Вирджинии не приревнует только святая, — с ухмылкой отзывается Колман. — А тебе досталась тигрица с гонором. Смотри, как бы глаза Джине не выцарапала.
— Для этого нет причин, — начинаю раздражаться от болтливости друга. Во время полетов парень нервничает и частенько несет всякую чушь.
— Серьезно? — с сомнением тянет Мердер. — Насколько я помню, дочурка Искандера неровно к тебе дышала, да и он сам не отказался бы от родства.
— Мы и так родственники, — резко отзываюсь я, бросив на друга предупреждающий взгляд. — Закроем тему.
— Молчу, дружище, — Колман покорно склоняет голову, продолжая иронично улыбаться. Я снова переключаюсь на мелькающие за стеклом иллюминатора пейзажи.
Боинг разгоняется по частной посадочной полосе. В считанные секунды начнется взлет. Я наконец-то возвращаюсь домой, завершив первую стадию переговоров со сравнительно неплохими результатами. Спустя без малого три недели, заполненные чередой напряжённых переговоров и совещаний, компромисс с американской стороной по-прежнему не достигнут, но положительные тенденции к сохранению экономических отношений намечены. Учитывая накалившееся политическое напряжение между королевством и штатами и внутреннюю непростую обстановку, я везу в Анмар, без сомнения, хорошие новости.
Можно перевести дыхание и набраться сил для второго этапа переговоров. Не знаю точно, сколько у меня времени, но надеюсь, что его окажется достаточно, чтобы наладить отношения с Алисой.
Черт, «наладить отношения» даже звучит удручающе. Нет, я не считаю, что между нами что-то разладилось. Мы пережили общую трагедию, и я был вынужден уехать вместо того, чтобы поддержать её, вытащить из тяжелого стрессового состояния.
Слова tatlim, сказанные в палате: «сделай все правильно, я справлюсь и буду ждать» только звучат уверенно, но я знаю, что в глубине души моя тигрица бесконечно страдает и терзает себя. Знаю, потому что сам чувствую то же самое, но я обязан держать удар и Алисию выбрал именно потому, что увидел в белокурой бунтарке внутренний стержень и сильный характер. Она действительно справится с любыми жизненными ударами и сложностями…, если я буду рядом. А я буду. Совсем скоро.
Я лечу к тебе, tatlim, чтобы осушить твои слезы и унять нашу боль. Одну на двоих. Мы не должны оглядываться назад, каким бы невозможным это не казалось сейчас. Слова утешения бессмысленны, ни время, ни полная погруженность в работу не исцелят. Никто не залижет наши раны кроме нас самих.
Мы откроем новую страницу, tatlim, и на ней больше не будет темных пятен, сомнений, ревности и недомолвок. Период отрицания и междоусобных войн закончен. Чтобы не случилось, вместе мы сильнее, ты тоже увидишь это. Я покажу тебе, девочка. Нет никаких преград, мне ничего не страшно, я непобедим и бессмертен, если знаю, что ты меня ждешь.
«Я дико скучаю. Так сильно, что невыносимо просыпаться по утрам, зная, что снова не увижу тебя»
Этим утром я сам тебя разбужу, сладкая.
Кортеж въезжает на территорию резиденции глубоко за полночь, взбудоражив непредупреждённую дежурную смену службы безопасности. Когда я выхожу из автомобиля, меня встречает полный состав охраны и прислуги.
Поприветствовав всех и распустив по рабочим местам, я бодро направлюсь к парадному входу. В самолете мне удалось немного вздремнуть, и я чувствую себя отдохнувшим, полным энергии и предвкушения встречи с tatlim.
Я тоже дико соскучился, моя сладкая.
Очень жаль, что невидимкой просочиться в спальню нет ни малейшего шанса. Простые человеческие радости будущему королю, увы, недоступны. Застать мою тигрицу врасплох, спящей в нашей постели, не получится, а я хотел бы увидеть первую реакцию в распахнувшихся после сна кристально-прозрачных глазах Алисы. Ту самую — настоящую, неконтролируемо-честную.
Я захожу в холл и быстро передвигаюсь в сторону гостиной, почему-то уверенный, что как обычно первой по лестнице слетит Дайан, обладающая особым чутьем на мое появление.
Но на этот раз ошибаюсь.
— Амиран, — с рваным вдохом произносит мое имя tatlim, неподвижно застывшая внизу лестничного пролёта.
Взлохмаченная, бледная, беззащитно-растерянная, в одной шелковой брючной пижаме. её сверкающий в полумраке взгляд прикован к моему лицу. Недоверчивый, напуганный, счастливый и одновременно полный немого отчаяния. Бесконечный спектр сменяющих друг друга эмоций. Я не успеваю распознать каждую, слишком много и все для меня.
Этого взгляда стоило ждать и десять, и двадцать лет, но сейчас мне жутко жаль потерянного времени. Его никто не вернет, но у нас есть в запасе будущее, и это знание наполняет меня триумфом.
Вцепившись в перила обеими руками, Алисия судорожно дышит, трясет головой, открывая рот, силясь что-то сказать.
Я останавливаюсь в арочном проеме просторного зала, залитого приглушённым светом, с ласковой улыбкой глядя на свою потерявшую дар речи тигрицу.
Рычать мы сегодня не будем, сладкая.
— Беги ко мне, девочка, — хрипло зову я, шагая вперёд и раскрывая объятия. И она бежит, наперегонки с Афрой, стремительно появившейся из-под лестницы.
— Успела, — смеюсь счастливым смехом, поймав свою единственную девочку.
Приподняв над полом, крепко прижимаю к себе, зарываясь носом в пепельные растрёпанный локоны, вдыхая любимый аромат, насыщая лёгкие необходимым кислородом, который тут же горячим жаром разливается по венам. Оставшаяся без внимания Афра сердито тычется мордой мне в ноги, но ни я, ни хлюпающая носом Лиса не замечаем кошачьего недовольного урчания.
— Убить тебя готова, кто так делает? — всхлипывает Алиса, приподнимая голову, чтобы посмотреть мне в глаза. — Ты садист, Амиран. Я себе места не нахожу, а ты... ты...
— А я здесь, с тобой, весь твой, tatlim, — обрываю невнятные причитания. — Бери меня и делай все, что хочешь, — снова сипло смеюсь. — Или я сам сделаю, все что хочу. С тобой, — обещаю низким шёпотом. — А я хочу. Шайтан, я так много и долго хочу, tatlim.
Поставив Алису на ноги, обхватываю точеные скулы и требовательно целую в приоткрытые в возмущённом восклицании губы, раздвигаю языком, жадно проникая в рот, гортанно рычу, насыщая вкусовые рецепторы необходимой, как воздух, сладостью.
Соитие наших губ трудно назвать нежным и чувственным, я слишком оголодал вдали от любимого лакомства и агрессивно пью каждый её вдох, стон, улавливая ответную дрожь хрупкого тела. Она поддается, отдаваясь во власть своего одичавшего хищника, но лишь на пару мгновений, после которых я чувствую протестующее прикосновение ладошек к моему пиджаку.
