Начиная с 1774 года в распоряжении читателей уже было пятитомное собрание наиболее популярных историй. Почтенные книгочеи из среднего сословия находили идею сочинений о ворах и убийцах отвратительной и осуждали ее, и все же после Библии и «Пути паломника» Джона Беньяна «Ньюгейтский календарь» оставался самой распространенной книгой, чаще всего встречавшейся в домашних библиотеках.
Сама тема, привычная и привлекательная, делала «Календарь» отправной точкой многих криминальных историй о лондонской жизни, так или иначе связанных с тюрьмой. Другая долговременная серия — «Тайны лондонских судов», выходившая в 1844–1848 годах, — имела более 40 тысяч подписчиков.
В руках хорошего писателя ньюгейтский роман превращался в большую литературу. Чарльз Диккенс не метил в создатели высокого искусства, он, сумевший подняться по социальной лестнице, не пытался свысока взирать на своих героев. На самом деле, хоть он и очень не любил вспоминать об этом, мальчишкой, когда семья его прозябала в бедности, ему довелось поработать на фабрике ваксы. Добившись респектабельности, он хорошо понимал, что и сам легко мог пополнить ряды воришек и бродяг. Поэтому, имея неплохое представление о жизни лондонской улицы и достигнув литературного успеха, он продолжал, бродя по Лондону, беседовать с теми, кто населял его романы. Не все они были людьми законопослушными.
Угрюмые врата Ньюгейтского застенка
«Оливер Твист» (1838) — второй роман Диккенса, само название которого указывает на его принадлежность к жанру криминального романа: twist на воровском жаргоне значит «склонный к преступлению». Его юный герой Оливер становится членом шайки малолетних преступников. И все же, по наблюдению Джудит Фландерс, изображен Оливер так, чтобы читатели из средних слоев общества прониклись к герою симпатией. Хоть сам герой этого и не знает, но по рождению он принадлежит к более высокому социальному кругу, однако по вине и небрежению жестоких родственников попадает в работный дом. Лишь наивность и простодушие втягивают его в шайку Феджина, чья мораль совершенно ему чужда. В «Оливере Твисте» Диккенс не приукрашивает преступников и не любуется ими, как сделал бы истинный автор ньюгейтского романа. Сайкс и Феджин у него вполне омерзительны и порочны.
В то же время с ньюгейтскими романами «Оливера Твиста» сближает его связь с реальным преступлением. Жертва убийства Элайза Гримвуд появляется на страницах романа как Нэнси, павшая от руки Сайкса. Настоящая Элайза, за манеры и элегантность прозванная Графиней, была проституткой из Ватерлоо. «Годам к двадцати пяти, ведя жизнь трезвую, она сумела скопить некоторую сумму денег». В 1838 году она вышла из своего дома в Ватерлоо и отправилась на поиски клиентов, за которыми охотилась за рекой, в театральном квартале Друри-Лейн. Жила она вместе с неким Уильямом Хаббардом, ее любовником и сутенером, уходившим, когда она возвращалась с клиентом. Однажды вечером Элайза явилась в сопровождении высокого господина, «по виду иностранца и одетого как джентльмен».
Наутро, когда Хаббард вернулся домой, он обнаружил там лишь труп девушки, который выглядел устрашающе. Даже опытный полицейский, расследовавший дело, признавался Диккенсу, что «когда я увидел бедняжку Графиню (мне случалось перекидываться с ней парой слов) валяющейся на полу в спальне мертвой, с перерезанным горлом, то, хотите верьте, хотите нет, в голове у меня поднялась такая сумятица, что я совсем пал духом».
Ужасная участь, выпавшая на долю Элайзы, привлекла к ней внимание как журналистов, так и беллетристов. Так, в выдержанном в духе «страстей за пенни» романе «Элайза Гримвуд» Александр Сомервилл ярко живописует ее жизнь и смерть. Попутно он касается и биографий «спутников ее и знакомцев», делая обычные для такого рода чтива зарисовки людей из сфер самых разнообразных, как высоких, так и низких, «рисуя беглые портреты герцогов и лордов, высокочтимых членов парламента, судей и полицейских, а также и убийцы ее».
В реальной жизни Уильяму Хаббарду, заподозренному в убийстве, удалось наказания избежать. Но в романе Диккенс, всегда находившийся на стороне падших, ясно дает понять читателю, что убийца за свое злодеяние должен поплатиться: убивший Нэнси злодей Сайкс, мучимый раскаянием и преследуемый разъяренной толпой, в конце концов погибает при попытке к бегству.
В последующие годы Диккенс не раз выступал в лекционных залах и театрах с чтением отрывков из своих произведений. Чтения эти были весьма популярны и приносили ему немалый доход, а сцена убийства Нэнси, неизменно включавшаяся в программу в качестве ударного момента, всегда с волнением воспринималась публикой. Делалось это в нарушение запрета, наложенного лордом-канцлером на публичные чтения и инсценировки «Оливера Твиста». Цензурный запрет был вызван заботой о соблюдении общественного порядка и охране морали лондонцев. Власти не желали дополнительной огласки убийства Элайзы Гримвуд, надеясь поскорее предать его забвению и прекратить шумиху по этому поводу. Но Диккенс благодаря своему роману, а еще больше благодаря этим чтениям сохранял память о несчастной Графине.
*
Постоянный и настойчивый интерес Диккенса к теме социальной справедливости получил новое направление в 1850-х годах, когда писатель все чаще и чаще стал обращаться к деятельности cтоличной полиции. Начав серию статей в издаваемом им журнале Household Words, он представил своим читателям из среднего класса эту новую профессию как достойную, вызывающую восхищение и способную увлечь ничуть не меньше, чем описываемые в ньюгейтских романах преступления. Он посчитал своей задачей рассказать миру о лондонских сыщиках, поясняя, что «они, исполняя свой долг служения общественному благу, действуют так неуклонно, спокойно и мастеровито, что общество даже на десятую долю не осознает, как они необходимы».
В очерке под названием «Современная наука ловли воров» Диккенс описывал деятельность сыскного отделения в тех же исполненных почтительного благоговения выражениях: «Сорок два человека, которым не предписано ношение формы, поставлены выполнять самую трудную часть полицейской работы».
Создание сыскного отделения, по-видимому, приветствовалось далеко не всеми. Сотрудников его считали выскочками, бессовестными пролазами и шпионами. Диккенс сделал великое дело, представив их совершенно иначе. Под его пером они превратились в специалистов и знатоков преступного мира, людей с особыми редкими способностями и навыками.
Исследуя место преступления, они замечают «следы, недоступные глазу обычного человека». Так, в помещении, откуда были похищены драгоценности, опытный сыщик может определить, какая именно из преступных банд тут орудовала, «по одной только манере исполнения». В одном из очерков, написанных для Household Words, Диккенс рисует сыщика, осматривающего место преступления и беседующего с супружеской парой, чьи драгоценности похитили. Супруги олицетворяют собой типичных читателей диккенсовского журнала — людей состоятельных и с крайним подозрением относящихся к вторгшемуся в их уютный мирок детективу. Осмотрев место преступления, сыщик изрек: «Все ясно, сэр. Тут кто-то из «Школы танцев» поработал».
