Скальп Уильяма Кордера в конце концов вернулся в Бери-Сент-Эдмундс, чтобы стать одним из интереснейших экспонатов в городском музее. Вынимая его из футляра, чтобы подержать в руках и рассмотреть, я испытывала какое-то мрачное удовлетворение пополам с ощущением вины, оттого что касаюсь человеческого праха. Сейчас этот скальп почернел и представляет собой нечто сморщенное и хрупкое, но — и это деталь, от которой буквально мороз по коже, — на нем все еще сохранился рыжеватый пух — остатки волос Кордера — и торчит маленькое округлое ухо.
Послужив анатомическим пособием, скелет Уильяма Кордера был в итоге перенесен в музей Королевского медицинского колледжа, где хранился долгие годы, пока в 2004 году его не сняли с экспозиции и не кремировали. Такой исход кажется мне самым оптимальным и цивилизованным. Однако следует сказать, что сморщенное ухо Кордера все еще привлекает в музей Бери-Сент-Эдмундса изрядное число народа. Смотрители говорили мне, что едва ли не каждую неделю в музей заявляется кто-нибудь из местных, смутно помнящий о чем-то виденном здесь в детстве, и интересуется, сохранился ли этот экспонат.
Глава 9
УЖАСЫ НА СЦЕНЕ
Разобраться, что к чему, в «Гамлете» трудно, и девять из десяти нормальных людей помнят оттуда лишь сцены с призраком, убийства и похороны. И «Макбет» был бы куда лучше, если оставить в нем только ведьм и битву.
Мнение лондонского мелочного торговца, приведенное в книге Генри Мейхью (1861)
Об убийстве в Красном амбаре напоминает великое множество разнообразных сувениров и артефактов, собираемых коллекционерами, но знаменательным представляется то, что оно получило сценическое воплощение. В 1830-х годах посетителям лондонской Варфоломеевской ярмарки предлагалось взглянуть на целую серию «живых картин», изображавших смерть Марии Мартен, — для владельцев балаганов убийство всегда было доходной темой: «Деревенский житель любил драки, — заявил один из них в беседе с Генри Мейхью, — но убийство, как всем известно, лучше всякой драки!»
«Живая картина» и родственное ей кукольное представление в то время не считались легкомысленным или шутовским развлечением, предназначенным для детской аудитории. Многие кукольные спектакли ставились с намерениями самыми серьезными и имели содержание вполне трагическое. На самом деле именно так жители сельской Англии приобщались к театральной жизни Лондона и знакомились с лучшими пьесами, шедшими на столичных подмостках. Серьезное кукольное представление для взрослых было тогда популярнейшей формой развлечения.
В Музее Виктории и Альберта хранится пара искусно сделанных марионеток — Уильяма Кордера и Марии Мартен, — предназначенных для воссоздания знаменитого убийства на кукольной сцене. Они входят в музейную коллекцию из 35 марионеток, некогда принадлежавших бродячему кукольному театру Тиллер-Клоуз. Кукла Марии имеет замечательную особенность, обозначенную в каталоге как «подвижные волосы». По-видимому, это означало, что клок волос куклы поднимался с помощью специальной веревочки, так что Уильям Кордер, убивая жертву, мог таскать ее за волосы, или же волосы Марии вставали дыбом от страха. Кукольные Марии Мартен часто имели и особую «кровавую веревочку»: за нее дергали в момент убийства, и от кукольного тела отделялся красный лоскут, ассоциировавшийся с брызгами крови10.
Мне довелось самолично поиграть с музейной куклой Уильяма Кордера и, дергая ее за веревочки под руководством смотрителя Кейти Хейл, заставить Кордера вторично убить Марию. Нашему современнику трудно представить, что при помощи куклы Кордера публику заставляли плакать от жалости или содрогаться от ужаса, но тогда цель представления заключалась именно в этом.
Все необходимое для представлений труппы Тиллер-Клоуз легко перевозилось с места на место. Деревянный помост и парусиновые кулисы грузили на подводы, позднее в автофургоны, и кочевали с ними с ярмарки на ярмарку. Такой передвижной театр мог вместить до двухсот зрителей, а на самые большие кукольные представления собиралось и шестьсот человек. На сцене марионетки появлялись внутри собственной миниатюрной сценической коробки. Черты лица кукол преувеличенно подчеркивались, с тем чтобы главные персонажи были легко узнаваемы: старуха, полисмен, злодей, красивые юные герой и героиня. Кукла Уильяма Кордера, которую я держала в руках, отличалась злодейскими усами и выпученными голубыми глазами, зловеще и грубо обведенными темным. Во внутреннем углу обоих глаз у него имелась красная точка (пособия по гримировальной технике рекомендуют эту уловку актерам, чтобы белки глаз со сцены казались белее, а глаза выразительнее). Со своей стороны, Мария Мартен была в девственно-белом платье, с нежно-розовыми щеками и желтой лентой в волосах.
Текст пьесы «Мария Мартен, или Красный амбар», которую разыгрывала труппа Тиллер-Клоуз, соответствовал привычным канонам театрального представления и отвечал желанию зрителей увидеть на сцене трагическое действо, вызывающее смешанные чувства ужаса и волнения в их привычных пропорциях. «О Уильям, взгляни, я на коленях перед тобою!» — восклицает Мария, моля о пощаде. Следует ремарка: «Пытается бежать. Он хватает ее, борется, таскает по сцене», а под конец «швыряет на землю и закалывает. Она кричит и падает замертво. Он стоит неподвижно как истукан. Занавес».
Кукольные представления шли в течение всего XIX века, пока бурное развитие общественного транспорта временно не положило конец их победному шествию: получив возможность с легкостью съездить в ближайший городок, зрители стали меньше интересоваться передвижными театрами, к тому же все большую популярность приобретал кинематограф. Первая мировая война нанесла смертельный удар семьям потомственных кукольников: молодые люди ушли на фронт, и некому стало вырезать кукол, управлять ими на сцене, перевозить театр в фургонах. По окончании войны кукольное искусство вновь ожило, но возродилось оно скорее в форме представлений для детей.
Впрочем, история Марии Мартен пользовалась такой популярностью, что сохранилась даже в сократившемся репертуаре хиревших кукольных трупп конца XIX века. Ее отличали характерные особенности мелодрамы — неправдоподобие и вызывающая схематичность сюжета, но при этом живость действия и подключение к нему зрительской аудитории, реагирующей на все, происходящее на сцене. Такая форма театрального представления была любима и пользовалась неизменным успехом — как с живыми актерами, так и с куклами, как с декорациями, так и без них.
В лондонских театрах история убийства в Красном амбаре легла в основу самых известных слезливых спектаклей того времени. Определяющая черта мелодрамы — роль судьбы, злого рока в жизни героев. В этом смысле зловещий пурпурный закат, олицетворяющий собой Красный амбар, дополнительно высвечивает неотвратимость трагедии.
Викторианская мелодрама была в высшей степени мрачной и страшной: сцены насилия затягивались, напряжение нагнеталось с такой силой, что о каком-либо реализме и правдоподобии речи не шло. Сейчас нам трудно поверить, что подобные драматические опусы можно воспринимать всерьез. Но увы — тогдашний зритель шуткой происходящее на сцене вовсе не считал. Розалинда Кроун поясняет, что реакция зрителей была важной частью представления: они освистывали негодяя и слали проклятия пойманному убийце. Развязка — наказание преступника, торжество добра над злом и вознаграждение общества за причиненные ему страдания — была важным аспектом общения актеров со зрителями спектаклей, где речь шла об убийстве. Мелодрама позволяла публике выпустить пар.
