Да, от таких деталей кровь стыла в жилах, но как иначе все эти женщины могли узнать о той, которая, возможно, как и они, имела любовника? И получала удовольствие от секса? И сопротивлялась насилию мужа? У женщин-убийц было чему поучиться. Когда дамы читали в газетах слова Флоренс Браво: «Я сказала ему, что он не имеет права так со мной обращаться» — и видели, что произнесшая их избежала наказания, в обществе что-то начинало понемногу, но меняться.
Как сформулировала в своем полном и точном исследовании викторианских убийств, совершенных женщинами, историк Мэри Хартман, женщины выискивали в газетах и с жадностью поглощали репортажи из залов суда, «ибо понимали разочарования и ужасы, пережитые женщинами, обвиняемыми в убийствах, так как и сами нередко блуждали по тем же темным тропам».
Глава 13
СЫСКНАЯ ЛИХОРАДКА
Буря грянула… и в ярости своей закрутилась, сбив родителей, детей и слуг в единый неодолимый ком непролазной грязи и порока.
Джозеф Степлтон. Громкое преступление 1860-х (1861)
В 1860 году в деревне Род (тогда это звучало как «Роуд») в Уилтшире произошло озадачившее всех таинственное убийство. Случилось оно в усадьбе Роуд-Хилл-Хаус, в солидном, построенном в 1790-х годах особняке. 29 июня 1860 года его хозяева, отходя ко сну, не сомневались в надежности и безопасности своего дома. Их сад, охраняемый спущенной с цепи собакой, окружала высокая каменная ограда. Окна и ставни защищали решетки. Двенадцать человек, спящие в закрытом доме, были полностью отрезаны от внешнего мира. В их число входили хозяин дома Сэмюэл Кент, честолюбивый, но обремененный долгами фабричный инспектор, и его вторая жена Мэри, бывшая ранее гувернанткой его детей.
Отношения между девятью кровными родственниками, членами семейства Кент (в доме с ними проживали еще и три служанки), были сложными, что важно для понимания того, какой была атмосфера дома, где произошло преступление. Статус гувернантки изменился, когда занемогла (говорили, что она лишилась рассудка) первая жена Сэмюэла, тоже Мэри. С тех пор четверо детей от первого брака перестали получать знаки любви и уважения, какими окружили в доме их единокровных братьев и сестер, троих детей Сэмюэла и второй Мэри.
В ту ночь четырехлетнего Сэвила Кента, рожденного второй миссис Кент и особенно горячо любимого, потихоньку вынесли из его спальни на втором этаже. При этом не проснулась ни нянька, ни сестра мальчика, спавшие в той же комнате. Ничто не нарушило и сна родителей, спавших в комнате рядом. Некто со спящим ребенком на руках спустился вниз по черной лестнице в задней части дома. Только на следующее утро в доме хватились Сэвила. После нескольких часов суетливых поисков и все возраставшей паники обнаружили его тело, засунутое под пол уборной во дворе. Горло ребенка было перерезано так глубоко, что голова еле держалась.
Следствие, проводимое до ужаса неумело, зашло в тупик. Следы преступления, оставшиеся на одежде и казавшиеся важными уликами, расшифровать не смогли. Особые подозрения вызвала нянька, менявшая показания насчет того, когда именно она заметила, что с кровати мальчика снято одеяло. Затем в уборной рядом с телом нашли нагрудник (этот предмет туалета викторианские женщины надевали под корсет). Этот нагрудник заставили примерить (точно туфельку Золушки) всех женщин в доме, а точнее, всех служанок, но не дочерей хозяина. В женской части семейства существовала определенная иерархия. Заподозрили 16-летнюю Констанс, ибо в предназначенном к стирке белье недосчитались ее ночной рубашки. Похоже, она ее уничтожила, пытаясь скрыть следы крови из перерезанного горла жертвы. Важно знать, что пропавшую рубашку сочли принадлежавшей Констанс, потому что она была не столь нарядной, как рубашки единокровных сестер, более любимых родителями. Но все же от дачи показаний в судебном присутствии Констанс избавили — негоже расспрашивать молодую леди на публике о том, в каком белье она спит.
При этом отец Констанс Сэмюэл Кент, как глава семьи, по всей видимости, подозрений не вызвал. Его пригласили принять участие в полицейской операции — засаде, устроенной, чтобы выяснить, кто из женщин в доме подбросил ранее в котел для кипячения белья в прачечной другую ночную рубашку, всю заляпанную кровью. Возможно, это стало бы решающей уликой в расследовании кровавого преступления той ночи. Правда, кровь могла появиться на рубашке и если ее использовали как гигиеническую прокладку.
Запасшись пивом и сыром, группа полицейских под предводительством Кента планировала всю ночь дежурить возле прачечной в надежде, что владелица рубашки заявится туда за своим имуществом. Но, к несчастью, Сэмюэл случайно запер дверь помещения, где прятались дежурившие, поэтому, даже если бы они и услышали шаги, поймать преступницу им бы не удалось. К вящему смущению полицейских, за время их дежурства рубашка действительно исчезла.
Ни одна из этих деталей в официальные бумаги не попала. История о том, как все на свете прошляпили полицейские, запертые по соседству с помещением, откуда пропала улика, выплыла уже по окончании официального, так ни к чему и не пришедшего следствия. Тогда местные жители, собравшись в зале Общества трезвенников и пытаясь самолично разобраться в деле, предприняли собственное расследование.
Так как власти продемонстрировали полную свою беспомощность, местная община наняла и привлекла к расследованию знаменитого Джека Уичера, члена созданной восемнадцатью годами раньше особой команды из восьми детективов Скотленд-Ярда. Уичер предположил, но не смог доказать, что убийство совершила Констанс, угрюмая мужеподобная девочка-подросток, ранее не раз сбегавшая из дома в мужском платье и жаловавшаяся друзьям, что домашние жестоко обращаются с ней. По общему мнению, ей «не хватало деликатности обхождения», и не вызывало сомнений, что она всячески стремится к самостоятельности.
Констанс Кент, в итоге все же сознавшаяся в том, что перерезала горло своему единокровному брату
В округе многие жалели Констанс, но в собственной семье жалости к ней никто не проявил. Несмотря на крах попытки мистера Уичера возбудить дело против главной подозреваемой, на следующий год друг мистера Кента выпустил книгу, где прямо обвинил в преступлении Констанс, дочь полоумной матери. «Именно среди женщин, — так начиналось это обвинение, — поэты и моралисты ищут и находят частые и вопиющие примеры жестокой мести».
Пять лет спустя точку зрения Уичера подтвердила сама Констанс, сознавшаяся в преступлении. Но в своей недавней книге об убийстве в усадьбе Роуд-Хилл-Хаус Кейт Саммерскейл возражает против такого утверждения, доказывая, что Констанс всего лишь соучастница, которая признанием своим, возможно, покрывала любимого брата Уильяма. Ее объединяла с ним общая нелюбовь ко второй семье отца, отношения с которой и заставили их с Уильямом превратиться в подобие злобных кукушат в чужом гнезде.
