— Я вспомнил, кто вы! — заявил Аксель.
Парень выставил руку, в которой держал точно такой же хрустальный, толстый стакан с виски, как и у француженки в ее сторону:
— Я читал о вас в новостях! Вы та самая старушка, которая раскрыла преступление в столице! Совсем недавно, неделю или две назад!
— Кхм, кхм, — кашлянул полковник предупреждающе на упоминание неуместного определения возраста его подруги, на что француженка только незаметно ухмыльнулась.
Вольф никогда не страшилась и не стеснялась возраста. Наоборот, с каждым годом она становилась все более довольной своей жизнью, ей нравилось вкушать каждый ее кусочек, будь он кислым, как долька цитрона (как называли лимон на ее второй родине), или сладким, как свежие клубничные макаруны, которые специально для нее пек месье Джозу, с улицы Мари Дебо. Кислой, даже горькой жизнь была, когда она хоронила своего дражайшего супруга. Но потом пришел новый день, солнышко снова поднялось над Парижем, она отправилась в Нормандию, где Алена день изо дня кормила и поила ее, выгуливала, а также слушала длинные интересные рассказы о служебных приключениях Бернара.
— Ну, в смысле… — замялся молодой мужчина, поняв намек. — Извините. Я имел в виду, что читал, о вас писали. Вы помогли полиции распутать дело, это, кажется, это были убийства на улице Каумплемине. Я запомнил, у меня на той же улице, на два дома дальше друг раньше комнату снимал, я как-то ночевал у него.
— Правда? Вы следователь? — встрепенулась Биргитта и толкнула локтем другого молодого мужчину, сидевшего по правую руку от нее.
— Она следователь или что-то типа того, — кивнул Аксель. — Короче, она может нам помочь. Я уверен в этом. Вы ведь именно за этим приходили к нам поговорить? Только не притворяйтесь, что вам и в правду стало плохо, вы вообще не похожи ни на одну ста… в смысле, — он поправился, быстро и опасливо взглянув на полковника, — ни на одну женщину в вашем возрасте, которых я знаю. Даже моя мать сейчас бы рыдала в три ручья. Я вы пьете виски и курите. И… и весь ваш вид говорит совсем не о том, что вы страдаете или как-то переживаете.
Мадам перестала качать ногой и натянула на нее плед, чтобы скрыть под ним туфлю на высокой тонкой шпильке, на которую только что так красноречиво указывал взглядом этот парнишка. Затем она медленно и с достоинством сделала неглубокую затяжку, выпустила дым в воздух и произнесла:
— Вы ошибаетесь, дорогой Аксель. Я не безразлична к смерти Анны и к несчастью, случившемуся с Ханной. Мой дорогой друг, полковник Хольм, не даст мне солгать, сколько лет ни занимайся расследованием преступлений, к смерти привыкнуть невозможно. Особенно к смерти молодых. И чем старше ты становишься, тем тяжелее для тебя каждый такой случай. Нет ничего хорошего в том, что погибают настолько юные создания, которые лишь только начинали жить. И совсем неважно здесь, считало ли общество их жизнь правильной или неправильной. Вам ли это не понимать, дорогой месье Моллер.
— Месье? — переспросил молодой мужчина.
— Месье, — подтвердила Вольф, пригубив из стакана виски, — так обращаются к мужчинам на моей родине.
— Вы француженка? — поинтересовалась София.
— Но ведь Вольф не французская фамилия, — поддержала ее Биргитта.
Моллер перебил всех женщин разом, вскочив на ноги и взмахнув рукой, в которой держал стакан так резко, что несколько капель из него выплеснулось на шерстяной ковер:
— Какая разница, откуда она? Разве вы не понимаете, что нам сейчас пригодится любая помощь?! Тетку Скуг она не интересует. Она — чужачка. А вот меня или вас, — парень оскалился, — она засадит за решетку в два счета. Хотя я, между прочим, когда дали по голове Ханне и засунули ее в погреб, был вместе с вами на допросе!
Биргитта поморщилась:
— Неправда. Ты выходил в туалет. Этого могло хватить, чтобы зайти на кухню и вернуться.
— Ты… — парень в ужасе выпучил глаза на свою подругу, — ты вообще за кого?! Ты зачем такое говоришь?!
— Тетка Скуг уже говорила об этом, разве тебя она не спрашивала? — пожала плечиком подруга. — Наоборот, я хочу, чтобы тебя оправдали, но раз она за это ухватилась, значит не отстанет, пока ты не докажешь, что к кухне не приближался.
Моллер что-то хотел сказать, но конфликт остановила Вольф.
— Вам не стоит обижаться, мой дорогой. Ваша подруга абсолютно права. Речь идет о серьезных вещах. Чувства, безусловно, занимают важнейшее место в нашей жизни, чувства и преданность. Но если вы не хотите попасть, как вы выразились, за решетку, то вам стоит действительно задуматься об этом. В любой случае, как это ни звучит, но два убийства лучше, чем одно. В обоих случаях убийца действовал спонтанно, почти необдуманно.
— Почему же «почти»? — поднял бровь полковник.
— Потому, мой дорогой, что бил он чем попало, однако успел прихватить использованный шприц, принадлежащий месье Моллеру и бросить его на месте преступления.
Мадам чуть заметно улыбнулась на удивленное молчание присутствующих:
— Я совсем не думаю, что молодой мужчина, единственный диабетик среди нас, решил себе сделать укол прямо на месте преступления…
— Зато Скуг думает! И ей этого будет достаточно, чтобы засадить меня! А… Я понял, на какую улику она намекала всю дорогу во время допроса!!! Щурилась так, гадина! Я… я пропал… — взвыл Аксель и заходил по комнате, схватившись руками за голову.
— И даже если бы так оно и было, — мадам словно не услышала его, продолжила излагать свою мысль в том же темпе, — оставить возле убитой женщины улику против себя. Такие трюки нередко убийцы используют в книжках и в детективных романах, но как показывает мировая практика криминалистики, редко какой злодей пойдет на подобный риск. Верно, вы ведь так обычно говорите, полковник?
— Абсолютно. Смельчаков, которые решили бы играть со следствием почти не бывает. Обычно убийцы держатся подальше, если, конечно, они не страдают каким-либо психическим заболеванием.
— К тому же, лично я считаю, что человек не может быть сумасшедшим или хитрым, изворотливым лишь один раз в жизни. Обычно участники хитроумных преступлений и в жизни занимают серьезные, интересные посты. Хирурги, архитекторы, талантливые химики… Историки. Можете ли вы сказать такое о своем друге, Биргитта?
— О ком? Об Акселе? Ха! Да вы что! В школе он был двоечником, а теперь чинит машины. Мои родители поэтому и против, чтобы я общалась с ним. Но… я люблю его, и кем бы он там ни работал, — девушка с нежностью посмотрела в сторону своего друга сердца, — я буду с ним.
Полковник крякнул и сказал, почесав за ухом своего Бельгийца, что устроился у его ног и опустил длинную меланхоличную морду на лапы:
— Даже простого работягу может надоумить кто-то более умный. Нередко встречались случаи, когда женщины мужскими руками убирали соперниц или обидчиц со своего пути…
— Что?! — на сей раз подскочила Биргитта. — Что вы такое говорите?!!
