Или на самом деле глобальный сговор властей, скрывающих всю правду о происходящем, только неужели такое осуществимо? Невозможно заткнуть рот миллионам пострадавших, да еще по всему миру. Ты, конечно, параноик, но не настолько же.
Женщина снова зашлась кашлем, брызги полетели на дверь, и Краш с Адамом невольно отшатнулись, несмотря на маски и стекло между ними и больной. Кровавые сгустки разлетались у нее изо рта, прилипая к стеклу. Похоже, остановиться она уже не могла, этот Кашель зарождался где-то в животе, на уровне диафрагмы, и от него она сотрясалась всем телом, изгибаясь то назад, то вперед, брызжа кровью с каждым вздохом.
– Прямо картина какого-то чокнутого модерниста, – прошептал Адам.
– Вот уж не знала, что ты в искусстве разбираешься, – машинально отозвалась Краш.
На самом деле ей было не до Адама или искусства, все мысли занимал этот надрывный кашель, лихорадка Эбола и противоречия между сообщениями о симптомах болезни и действительностью.
Стекло всё сильнее покрывалось брызгами и запотевало от источаемых миазмов, постепенно скрывая из виду лицо женщины.
Мама с папой присоединились к детям, и они все вместе уставились на нее, не в силах оторваться от этого жуткого зрелища.
Краш встряхнула головой, отгоняя наваждение, охватившее ее при виде ярко-красной крови, стекающей по мертвенно-бледному лицу женщины. Мысли всё вертелись вокруг этой загадки в попытках разобраться, почему именно об этом симптоме ничего не сообщалось. Глупость, конечно, ведь чем дольше они оставались в аптеке, тем больше шансов было подхватить заразу, несмотря на маски.
(Кое-кто уже заразился).
«Это ещё не точно», – подумала Краш.
– Надо выбираться отсюда. А там выходить нельзя, – сказала она, указав на входную дверь.
– А вдруг у черного хода нас поджидает целая толпа таких же зараженных? – заметил Адам.
– Они же не зомби, хоть и немного похожи. Вряд ли люди соберутся толпой, чтобы нам лица обглодать, – ответила Краш.
– У нее такой вид, словно того и гляди вцепится, – неуверенно заметил Адам.
– Да она на ногах еле держится, – сказала мама. – Не уверена, но кажется, это Кейти Нолан, у которой несколько лет назад двойня родилась. Что же стало с девочками?
Краш ужаснулась при мысли об истекающих кровью малышках, задыхающихся от кашля, и отогнала это видение подальше, в тот самый закуток сознания, где засела мысль о том, что мама заболела и ее ожидает та же участь.
С мамой случится то же самое: скоро и она начнет плеваться сгустками крови, как та женщина с остекленевшими глазами, и взгляд ее будет уже не мамин, и не с кем будет пререкаться, и некому называть ее Делией (не смей об этом думать).
– К зараженным лучше не приближаться даже в масках, – заявила Краш. – Давайте искать черный ход, посмотрим, может, там безопасней.
– А сигнализация не сработает? – засомневался Адам.
– Так электричества же нет, – напомнила Краш, едва сдержавшись, чтобы не добавить «балда». Чем он вообще в колледже занимался? – И вообще, какая разница, за конфеты нас никто не арестует.
Адам взглянул на пакетики с конфетами неестественного ядовито-красного цвета, как кровь, хлеставшая у женщины, похожей на Кейти Нолан, скривился и бросил их на пол.
Краш жестами поторопила остальных, мол, пора двигаться к черному ходу, сама не зная, с чего вдруг раскомандовалась, но все словно остолбенели при первой встрече лицом к лицу с больным человеком.
Как-то нелегко было поворачиваться спиной к женщине, буквально выплевывающей собственные внутренности на стекло аптечной двери. Даже понимая, что ей уже ничем не поможешь, только рискуешь заразиться, Краш ощущала смутную неловкость. Ведь люди должны друг другу помогать, особенно перед грядущим концом света.
На обратном пути до машины они никого больше не встретили. В маленьком городке стояла такая тишина, что до них всю дорогу доносился захлебывающийся кашель женщины, похожей на Кейти Нолан. Даже после того как все забрались внутрь, и машина рванула с места, в ушах еще долго звучал этот надрывный, непрерывный, бесконечный кашель.
А наутро опасения Краш подтвердились – закашляла мама.
* * *
К намеченному дню похода кашель у мамы усилился, хоть и не до такой степени, как у Похожей на Кейти Нолан, корчащейся на пороге аптеки. Не было и признаков кровотечения, так что оставалась надежда на то, что у той женщины был какой-то особый случай, к тому же это объясняло, почему об этом никто не упоминал. (Краш любила до всего докопаться, понять и разложить по полочкам).
Краш понимала, что отец тянул с уходом еще и из-за маминого кашля. Он с самого начала не был уверен, что она осилит путешествие, хоть и не говорил об этом вслух, но всё было понятно по тому, как он поглядывал на маму, а с тех пор, как начался кашель, еще больше утвердился в своих сомнениях.
Выход намечался на рассвете, чтобы в первый день продвинуться как можно дальше, но на часах было уже полдесятого, а об отправлении еще и речи не было. Она уже сомневалась, что они вообще выйдут из дома.
Пока больше ни у кого симптомов заражения не появилось, хотя Краш подозревала, что следом заразится папа. Может, и Адам тоже подхватит вирус. В своих предположениях она, как правило, исключала такую возможность для себя. При всей нелепости такой самоуверенности ей почему-то казалось, что даже теперь, когда смертельный вирус поселился у них дома, она всё равно не заразится, останется последней выжившей в этой бойне, прямо как в фильмах ужасов.
Иначе нельзя, надо верить, что такова ее судьба, ведь если допустить, что все родные на самом деле умрут на глазах, оставив ее одну, останется только съёжиться комочком у себя в комнате и больше оттуда не вылезать. А она не такая. Краш никогда ни от чего в жизни не пряталась.
Даже получая от жизни оплеухи, никогда не падала духом. Она не сдавалась.
Конечно, еще бы не держаться бодрячком, имея наготове в тылу такую группу поддержки.
Папа с мамой тихонько шептались на кухне, о чём-то не предназначенном для детских ушей.
Сверху доносился скрип половиц под ногами Адама, отыскавшего очередную жизненно необходимую мелочь и теперь пытающегося ее запихнуть в уже набитый под завязку рюкзак. По дороге рано или поздно до него дойдет, что столько хлама тащить невозможно, и придется мало-помалу от него избавляться, оставляя за собой след, подобно сказочным героям, помечавшим хлебными крошками путь домой.
Только они не в сказке, и на этот след наверняка нападут недобрые люди, в этом Краш была уверена.
Она любила своих родных, но как же ее раздражала их неприспособленность к жизни в условиях Кризиса.
Адам, видимо, считал, что всё наладится, стоит только присоединиться к остальным безмозглым леммингам в государственных лагерях. Даже после зрелища Похожей на Кейти Нолан, заливающей собственной кровью дверь аптеки Суонна, он продолжал мечтать о жизни «в тесноте, да не в обиде», не заботясь о крове и пропитании. Мысль о выживании в одиночку его отнюдь не прельщала, вот он и тянул резину в надежде на какое-то чудо, чтобы не пришлось тащить тяжеленный рюкзак до самого бабушкиного дома через эту «чёртову глухомань», как он выразился, удивив маму таким богохульством.
