Выйдя из сада и пробираясь в город по самым тихим дорожкам, она снова увидела принца – в разорванной одежде, с разбитым носом. Он был один, без своей стражи.
– Эй, певица! Проведи меня через город и незаметно выведи наружу. Я хорошо заплачу!
Она посмотрела на принца. Судя по голосу и его поведению, он явно был испуган, но смотрел на нее прямым и уверенным взглядом. С его точки зрения, она не могла его ослушаться.
– Ты ценишь только свою жизнь, – сказала она. – Ты видел красоту, и каждый раз тебе нужно было ее погубить. A теперь к тебе пришла справедливость. – Возвысив голос, она обратилась к толпе, еще не покинувшей сад. – Он здесь! Он один! Скорее хватайте его!
Уходя в город по тихим аллеям, она только раз обернулась и увидела неяркий свет бумажных фонариков, а между ним рогатую женщину, стоявшую во мраке, как жуткий маяк. Та внимательно смотрела на Эррин, и на одно странное мгновение той захотелось помахать лесной нимфе рукой – поприветствовать ее. Но Эррин повернулась к ней спиной и растворилась в ночи.
* * *
Эррин шла, шла и шла, не встречая никого из людей. Просторные луга сменялись бесконечными багровыми холмами, густыми лесами, где росли грибы высотой с дерево. Он прошла их, не услышав даже отголоска человеческой речи.
Впервые за свою долгую жизнь она подумала, что сбилась с пути, однако ощущение верной тропы под ногами не покидало ее, и она все шла, глазами выискивая на горизонте струйку печного дыма или привычные очертания домов.
Наконец она пришла к месту, где землю разорвало пополам. Огромные утесы из блестящего черного камня поднимались слева и справа, под ногами хрустел плотный слой хрупких желтоватых камешков – приглядевшись, она поняла, что это кости, черепа миллионов крошечных животных. Дорога в пропасть вела ее вниз, в самое сердце мира, все глубже и глубже, пока небо над головой не стало иссиня-черным, усыпанным странными разноцветными звездами. Время, ненадежный спутник в ее скитаниях, будто сорвалось с привязи, и она не могла сказать, как долго пробыла в этой пропасти. Годы? Наверняка. Века? Весьма вероятно.
– Куда же ты посылаешь меня?
Рогатая женщина не отвечала.
Наконец Эррин оказалась в громадном тронном зале, среди заводей, наполненных темной, как вино, водой. Посреди огромного зала стояли мужчины и женщины, негромко переговаривавшиеся или игравшие на музыкальных инструментах. Эррин сразу поняла, что это не люди. Каждый был в два раза выше нее и светился собственным внутренним светом. У многих были головы животных, a из спины одного из мужчин с длинной золотой бородой росли орлиные крылья. Они смотрели на нее, и их глаза были еще более пустыми, чем глаза мертвецов.
– Итак! – прогрохотал крылатый бог. – Ты прошла весь этот путь. Так будешь ты играть или нет?
Эррин помедлила. Потребность играть была сильнее чем когда-либо, однако смешно было вытаскивать из мешка свои старые костяные флейты, когда перед ней сверкали золотые арфы и флейты, сиявшие светом полуночной луны. Музыка богов искушала ее, пьянила. Я не должна быть здесь, подумала она.
Однако устоять она не смогла. Эррин села и начала играть. Как всегда явилась тьма, а из нее медленно-медленно начали подниматься новые фигуры.
Они внушали такой же страх, как наблюдавшие за ними боги, златокожие и темнокожие великаны. Их лица были так прекрасны, что на них трудно было смотреть. Они плясали торжественно и без радости, присущей людям. А потом начались их истории, одна за другой.
О герое, вернувшемся домой с войны, затянувшейся на целых десять лет, и узнавшего, что его жена была околдована и впустила в свою постель – и в их королевство – другого бога.
О богине, отдавшей сердце, чтобы спасти сына, а бог-колдун сжег его и забрал всю ее силу.
О детях, которых одного за другим съел Всеотец, чтобы они не восстали и не победили его.
Измены, убийства, насилия – все вышло наружу, и даже богам пришлось сесть и выслушать эти признания. Эррин следила за ними поверх флейт, и замечала яростные взгляды, которые они бросали друг на друга, замечала, как медленно отливает краска от некоторых лиц. Когда все закончилось, мужчина с орлиными крыльями посмотрел на нее сверху вниз. Перья на его крыльях постепенно чернели.
– Мы век за веком жили в мире, женщина, a ты пришла и рассорила нас вздорным писком своей нищенской дудки. Неужели ты думаешь, что уйдешь отсюда живой?
Эррин расхохоталась. Смеяться было непривычно, у смеха был вкус давно забытого плода.
– Смертный не может убить меня, – проговорила она.
– За кого ты нас принимаешь? – ответил крылатый муж.
* * *
Что ж, все произошло быстро.
Она почувствовала, что движется, а потом падает, грудь взорвалась болью. В следующее мгновение Эррин оказалась в нескольких футах от своего тела, упавшего на землю.
Крылатый бог переступил через него, втягивая вихрь рассыпающегося искрами света в свою ладонь. Но его глаза были обращены к тому, кто стоял с другой стороны мраморного бассейна и уже поднимал трезубец. Боги отбрасывали музыкальные инструменты, тянулись за мечами и топорами.
Около ее локтя послышался тихий голос:
– Ну, вот, все и закончилось.
Рядом с ней стояла зеленая женщина. Ее появление не удивило Эррин.
– Наконец-то. – Облечение было таким огромным, что она не могла даже осознать его.
Она посмотрела на небо. Пылавшие в нем великие звезды, синие, зеленые, красные, гасли одна за другой. Огромный волк, больше всего, что она когда-либо видела, доедал луну.
– Что происходит?
– Настал конец всему. Пойдем? Если хочешь, я могу увести тебя далеко отсюда. – Кивнув, Эррин взяла рогатую женщину за холодную руку и попросила:
– В какое-нибудь тихое место, где нет ни музыки, ни танцев.
– Будет по-твоему, не сомневайся.
Над их головами беззвучно раскололось небо.
Йен Уильямс
Генри и Ларец из Змеиного дерева
[11]Я сидел на окне благотворительной лавки в районе Ист-Барнет, когда на улице появился Генри Моссоп. Место на котором я находился, оказалось не особенно выгодным. Помощник продавца (безмозглый мелкий засранец) поставил меня в угол, между до слез уродливой вазой и тарелкой, запечатлевшей заключение брака между принцем Чарльзом и леди Дианой Спенсер.
Я не стал уделять Генри внимания, когда тот подошел ближе. Он не принадлежал к той породе людей, на которых приятно остановить взгляд. Он представлял собой случайную подборку конечностей, к которой сверху была присобачена голова, похожая на репу. Сальные черные волосы свисали с нее подобием плесени. Отдельные предметы его одежды вполне гармонировали друг с другом, но годились только в костер.
