– Ты хочешь меня? – спросил он. Наверное, она была с ним знакома. Может быть, они вместе играли в детстве? – Или хочешь, чтобы я ушел?
– Уходи. Найди свое дерево.
* * *
Они отправились купаться, и она плавала лучше, чем он. Она смотрела на его руки, на поднимавшиеся из зеленой воды смуглые плечи. Обернувшись, он заметил на себе ее взгляд.
– Ты знаешь мое имя? – спросил он.
– Да, – ответила она, хотя не могла вспомнить его. Она помнила, что должна знать его имя, и одновременно знала, что он не ждет этого от нее. И все же она чувствовала, что знает, кто он такой – его имя было лишь малой частью этого знания. – Оно начинается на «В»? – спросила она.
Светило солнце. Вода сверкала как золото.
– Что ты дашь мне, если я назову его?
– А что ты хочешь?
Она посмотрела мимо него. На берегу собралась группа улыбающихся женщин: ее бабушка, мать, мачеха, сестры, родные и дочери мачехи, и все они улыбались. И все махали ей. Никто не сказал: оденься… Никто не сказал ей: не заходи на глубину, моя дорогая.
Она отлично плавала, никаких причин бояться не было. Однако она никак не могла сообразить, чего именно хочет. И потому нырнула, вспоров водную гладь движением ног.
Она вынырнула в том месте, где озеро превратилось в зеркало, отражавшее небо. Когда вода успокоилась, она заглянула в это зеркало, ожидая увидеть себя красавицей, но этого не случилось. Зеркало всегда отвечает только на один вопрос и не может лгать. Оказалось, что она утратила прежнюю красоту. Хотелось бы знать, что она получила взамен.
* * *
Зеркало висело в спальне. Его покрывал толстый слой пыли, разглядеть себя в нем было невозможно. Но она не была красавицей. Так что она не расстроилась, а лишь немного удивилась.
Красота ничего для нее не значила. Внешность важна для многих, но не для всех. Она здоровая и сильная. И если сумеет быть доброй, терпеливой, остроумной и отважной, найдутся мужчины, которые полюбят ее. Найдутся мужчины, которые это оценят.
Лежа среди покрывал, он, не отрываясь, смотрел на нее.
– Твои глаза, – проговорил он. – Невероятные глаза.
Лицо его скрылось в тени, но и теперь она не видела причин бояться его. Она сняла платье. Красное платье. И повесила на спинку стула.
– Подвинься.
Ей еще не приходилось быть в постели с этим мужчиной, но она хотела этого. Было уже поздно, никто не знал, где она. Вообще-то мать четко и ясно велела ей не приходить сюда, но бояться здесь нечего.
– Я скажу тебе, что делать, – проговорила она, – начни губами и рукой. Иначе со мной не получится. И я хочу быть первой. Тебе придется подождать.
– Обожаю ждать, – ответил он, припадая ртом к соску, скользя ладонью между ее ног. Он уже знал, как надо прикасаться к ней. И потом поцеловал другую ее грудь.
– Так, – проговорила она, – именно так.
Ее тело напряглось в предвкушении.
Он припал губами к ее рту… он припал губами к ее рту.
* * *
Он припал губами к ее рту. Страстный, но не грубый поцелуй, заставил ее глаза открыться. Над ней нависало незнакомое лицо. Она никогда не видела этого мужчину, и он произвел на нее не самое приятное впечатление.
Почему он целует ее, еще не проснувшуюся, тем более что она никогда не видела его? И вообще, что он делает в ее спальне? Она была так напугана, что дыхание на мгновение перехватило. Зажмурив глаза, она пожелала, чтобы он исчез.
Но он никуда не исчез. Она вдруг почувствовала боль. На кончике пальца выступила капелька крови, и, попытавшись сесть, она почувствовала слабость, тяжесть неудобной одежды, тяжесть своих волос, тесноту корсета и узких остроносых туфель.
– Ох, – сказала она. – Ох. – Она хотела заплакать, но не могла позволить себе этого перед незнакомым мужчиной. В ее голосе слышалось возмущение.
Она оттолкнула его, и на лице мужчины отразилось недоумение. Он позволил ей оттолкнуть себя. Иначе ей просто не хватило бы на это сил.
Наверное, это был очень хороший человек. Он смотрел на нее с заботой. Она видела, как он устал. Одежда его порвана, руки расцарапаны. Он только что совершил какое-то трудное и, быть может, опасное дело. И должно быть, именно поэтому не подумал, что она может испугаться, проснувшись от поцелуя незнакомого мужчины. И должно быть, поэтому не заметил кровь на ее пальце.
Мужчина ничего этого не заметил, и поэтому она подумала, что как бы ни полюбила его потом, все равно всегда будет немного бояться его.
– Мне снился такой восхитительный сон, – проговорила она, стараясь не выдать неудовольствия, которое ощущала.
Карен Джой Фаулер
В последнюю майскую пятницу 1915 года Венди в последний раз ночевала в доме отца. Она спасла тревожным сном, волнуясь о завтрашней свадьбе и о секретах, которые хранила от жениха.
Комната ее прежде была детской, однако те дни уже канули в небытие. Она перестала видеть девичьи сны так давно, что даже отголоски видений попрятались по углам. Теперь комната стала обыкновенной спальней с очаровательным пологом над кроватью, серебряным зеркалом и огромным платяным шкафом, который все еще чудесно пах красным деревом, несмотря на то, что простоял у стены шесть лет, а может и больше.
Впрочем, иногда по ночам… Иногда по ночам высокие французские окна оставались открытыми, и занавеси вздувались и парили в воздухе. В такие ночи лунный свет лился в комнату с искренним теплом и напоминал о тех вечерах, когда она что-то нашептывала в темноте братьям, пока все они не засыпали, и снились им невероятные, невозможные вещи.
Венди слишком долго жила в детской вместе с Майклом и Джоном. Ей следовало поселиться отдельно намного раньше, однако сперва отец не желал уступать свой кабинет и превращать его в еще одну спальню, а потом, когда наконец решился, дети уже не хотели разъезжаться по разным комнатам. Венди уже начала видеть Забытых Детей, они стали ей сниться, и безопаснее было держаться вместе.
Весь день накануне ее свадьбы, с утра и до вечера, невысоко над землей висел клочковатый, что-то нашептывавший туман. Несколько раз она просыпалась с неловкими мыслями о Джаспере, барристере
[22], за которого ей предстояло выйти замуж. Днем мысль о том, что она станет миссис Джаспер Гилберт, ее радовала, а ночью расстраивала. Открыв глаза, Венди несколько мгновений смотрела в туман, а потом снова засыпала.
