– Венди, – шепнул отец, успевший поддержать ее. – Все в порядке?
Впереди, в конце прохода подружки невесты и друзья жениха разошлись в разные стороны. У алтаря стоял важный, серьезный викарий. Мать Венди сидела в первом ряду, брат Джон стоял вместе с шаферами. А рядом стоял Джаспер в пиджаке, такой элегантный, его черные волосы блестели, голубые глаза улыбались.
Головокружение прошло, вернулись уверенность и спокойствие.
И тут из-за колонны выскочил невысокий мрачный мальчуган.
– Прекратите! – крикнул он. – Остановитесь!
Венди пошатнулась, чувствуя жуткую боль в животе, как будто кто-то изнутри раздирал ее на части. Охнув, она прикрыла ладонью рот, оглядываясь по сторонам сквозь сетку вуали. Кто-нибудь из родственников и друзей, конечно, назовет ее сумасшедшей… Опять. Они опять подумают, что она сошла с ума.
Однако глаза собравшихся были обращены не к ней. Все смотрели на маленького оборванца, и когда из ризницы выбежал другой мальчуган, рассерженный незваным вторжением викарий резко окликнул его, Венди, наконец, поняла, что викарий видит детей. Все их видят.
– Эй, маленькие негодники! – крикнул викарий. – Я не позволю испортить такой день…
Суровый мальчик остановился перед Джаспером, который смотрел на него с удивлением и интересом. Таков был ее жених – мягкий и снисходительный даже тогда, когда любой другой мужчина взорвался бы от гнева.
Из тени возле алтаря возник третий мальчик – так, словно давно стоял там. Впрочем, почему словно? Так все и было.
– Нет, нет, нет, – проговорила Венди, отступая назад и вырывая руку из руки отца. Она заставила себя зажмуриться: Дети просто не могли оказаться здесь, они не могли быть реальными.
– Венди! – проговорил отец.
Открыв глаза, она увидела его лицо. Он все знал. И хотя всегда твердил ей, что они – лишь плод ее воображения и снов, разве не начинал он волноваться всякий раз, когда она заводила о них речь? Духи, – говорил он, – существуют только в воображении безумцев или тех, чья совесть не чиста.
А я? – спросила она его тогда. – Я безумна или в чем-то виновата?
Джаспер дважды хлопнул в ладоши, привлекая всеобщее внимание. И нереальное стало реальным. Венди снова могла дышать. Почувствовала запах цветов. Услышала шарканье ног и покашливание изумленных гостей.
– Ну, ребята, пошалили, и будет, – произнес Джаспер. – Уходите!
– Венди Дарлинг, Милая Венди, – произнес один из мальчишек, глядя на Джаспера полными слез глазами. – Только она вовсе не милая. Вы не знаете ее, сэр. Она будет жестокой матерью. Бросит своих детей…
– Чепуха! – крикнул отец Венди. – Как ты смеешь так говорить о моей дочери?!
Венди не дыша смотрела, как Джаспер шагнул к мальчику с мрачными глазами и схватил его за истрепанную рубашонку. Заметив, как комкается в его пальцах грязная ткань, она почувствовала, что завеса между сном и реальностью наконец сорвана.
– Нет, – сказала она, делая шаг в сторону Джаспера… и мальчиков. – Пожалуйста, не надо…
Жених повернулся, думая, что она обращается к нему, но мальчики тоже смотрели на нее. Они-то знали.
– У нее уже был ребенок, – произнес бледный и худой мальчуган, становясь рядом с Джаспером. В его глазах читалась мольба. – Спроси ее сам.
– Спроси, что стало с этим ребенком, – спросил мальчишка с суровым взглядом.
Дрожа всем телом, Венди дернулась направо, налево и почувствовала, что пригвождена к месту обращенными к ней взглядами. Джаспер нахмурился, глядя на нее. Она видела, как в его душе пускает корни сомнение, видела, как рождается на губах вопрос. Отец испепелял мальчишек взглядом, но теперь даже им овладела нерешительность. Сидевшая в первом ряду Мэри Дарлинг поднялась со скамьи и протянула руку к дочери.
– Венди?..
Мотая головой, Венди сделала шаг назад, прочь от всех, кто ее любил. Она отступала по проходу между скамьями. В конце концов она споткнулась о свой шелковый шлейф, и падая спиной в мягкую чистоту его складок, завизжала.
– Спросите ее! – крикнул один из мальчишек. А может быть, и все они разом.
Вскочив на ноги и подхватив шлейф, Венди бросилась наутек. Тело пылало жаром, но когда на бегу она случайно увидела свою левую руку, то заметила что кисть бела как мрамор. Бела как смерть. В самом конце прохода на ковер упало несколько лепестков алых роз, которыми супругов должны были осыпать после церемонии. Венди казалось, что они похожи на капли крови.
Она выскочила из церкви, оставив за спиной бездну, полную незаданных вопросов, и сбежала вниз по ступеням, опасаясь, что если остановится, то молчание затянет ее в себя.
Боль пронзала ее чрево, сердце колотилось о ребра. Глаза горели, но, как ни странно, в них не было ни слезинки. Он больше не могла плакать.
Сойдя с последней ступени, она оторвала шлейф от платья. Посмотрела вперед: кони сердились и ржали. Экипаж молодоженов ожидал ее. Кучер смотрел на нее добрыми глазами, и эта доброта наполнила ее отвращением.
– Венди! – за спиной раздался голос Джаспера. Она не посмела оглянуться. Перебежав через улицу, нырнула в узкий проулок между лавками портного и пекаря. На углу едва не столкнулась с еще двумя Забытыми Детьми – имена, ты знаешь их имена — и свернула направо, чтобы сбежать по склону. Слева появился еще один мальчик – совсем не такой, как остальные. Он был страшно обожжен, кожа и одежда обуглились, и, в отличие от других, он казался бесплотным, таким прозрачным, что сквозь него было видно каменный фасад стоявшего позади дома.
Венди взвыла от боли, споткнулась и упала на мостовую. Платье разорвалось, колено разбилось, и когда она неуклюже поднялась на ноги и побежала, издавая горестные вопли, ярко-красное пятно проступило на белом атласе и расползлось по нему лепестками алой розы.
– Мама, – проговорил у нее за спиной обожженный мальчик. Она не обернулась, однако бросила косой взгляд в окно паба, мимо которого пробегала. И увидела в стекле их отражения, не только обгоревшего, но и других – одного, со сломанной шеей и запрокинутой назад головой, и второго, избитого так, что его лицо превратилось в кровавое месиво.
За мгновение до того, как она выскочила из прохода между домами, Венди, наконец, поняла, куда несут ее ноги. Сама она выбрала этот путь или они загнали ее сюда? Какая разница?
Венди посмотрела на берег Темзы, на текущую мимо глубокую воду, и силы покинули ее. Онемевшая и опустошенная, она вышла на берег реки.
Где-то рядом плакал младенец.
Посмотрев налево, она увидела сверток в дюжине футов, у самой воды. Голосок стал громче, требовательнее, и она сделала несколько шагов к нему.
Она помнила узор на одеяле. На его одеяле.
Опустившись на колени, смочив водой окровавленный подол, она откинула край одеяла и увидела младенца – посиневшего, холодного, с налитыми кровью, выкаченными и безжизненными глазами.
