Но потом я услышал, как Антония играет на гитаре и поет… Это было подобно теплому дождику в летний день после первого в жизни поцелуя или чего-то в том же духе. Настоящая лирика. Я позволила ей выступить вечером у Рашели, и не могла поверить своим глазам – посетители, которые высосав кувшин моей «особой» сангрии, обычно сразу исчезали, буквально облепили ее, самозабвенно слушая и проливая люминесцентные слезы, медленно плававшие в воздухе, а потом превращавшиеся в мелких прозрачных ос. (Моя сангрия и не такое может).
Итак, после того, как Антония закончила петь, я подошла к ней и сказала, что мне кажется, что мы можем кое о чем договориться, если она по-прежнему хочет вытирать столы и давать представления в духе Ярмарки Лилит
[24].
– Вот только одного не могу понять, – продолжила я. – Судя по реакции собирающихся здесь тупиц, ты точно Фея. И ты один в один та самая пропавшая принцесса Лавиния из Высокого Двора Сильвании. (Сильванией феи называют Пенсильванию, средоточие их силы). Рассказывают, что его Высочайшее Высочество Каштановый Король рыдает ночи напролет, и готов отдать половину сокровищ Сильвании, лишь бы ты вернулась. Лесбиянка Маб который месяц заливается слезами. Не говоря уже об исстрадавшемся по невесте принце Азароне. Так что же у нас получается?
– Я не могу вернуться домой, – Антония (или Лавиния) прослезилась. – Как сожалею я о том дне, когда решила оставить наше королевство и повидать мир. Ибо в этот же самый день я столкнулась с настолько чудовищным проклятием, что не смею вернуться, иначе оно перейдет на кого-нибудь из моих родных. То, что сделано, изменить нельзя. Я могу защитить своих друзей и семью, только оставаясь вдали от них. Я стала вечной изгнанницей по своей собственной глупости. А теперь, прошу, не задавай мне больше вопросов, ибо я попробовала твою сангрию, и боюсь, что мои слезы станут жестоко жалить тебя.
Я не стала ничего говорить, хотя меня мучило любопытство – хотелось узнать, какое проклятие способно помешать принцессе фейри вернуться к Благому Двору, в графстве Бакс. Ничего больше я не узнала, пока через пару недель не настало полнолуние.
Антония как обычно явилась в великолепном платье из лучшей парчи с кружевами (мне это напомнило винтажный наряд от Гунне Сакса
[25]). Она что-то буркнула о том, что сегодня будет играть недолго, потому что нехорошо себя чувствует. Я сказала: ладно, включу тогда хоккей на большом экране. (Я уже упоминала телевизоре? Тоже часть атмосферы. По пятницам у нас караоке). Короче, она собиралась выступать не больше часа, но увлеклась прекрасной и печальной песней о влюбленных, навеки разлученных жестоким ветром, и вдруг снаружи все потемнело – в тот самый миг, когда песня достигла самой глубины чувства.
Произошло нечто странное. Ладони ее, такие крошечные, стали расти, гитара запела лихорадочно и не в лад. Кожа стала покрываться волосами, а лицо, постепенно грубея, превратилось в морду.
– Нет! – закричала она. Или, может быть, взвыла, когда ее остроконечные ушки сделались еще более заостренными, а волосы на руках превратились в подобие шерсти. – Нет, я не позволю этого! Не здесь, не сейчас! Слишком рано! Властью своей волшебной крови повелеваю тебе: покорись! – И с этим последним словом трансформация завершилась. Волосы исчезли с ее рук, лицо сделалось нормальным, хотя голос остался более хриплым, чем обычно. Не успев убрать гитару в чехол, она оставила ее на стойке, и помчалась по деревянной лестнице к двери. Я слышала, как она выбежала из моего подвала в переулок и помчалась дальше, слышала ее резкое и хриплое дыхание.
Антония не появлялась три дня – пока луна не пошла на ущерб. А когда пришла и стала петь, голос ее звучал еще печальнее, чем прежде. Его переполняла такая жгучая страсть, которая превращала наши внутренности в фондю из чувств.
Примерно в то же самое время я думала о франшизе. (Да-да, это часть моей истории). Заведение во Фриборо прекрасно работало, и я хотела открыть еще один бар по ту сторону Триады, в городке Ивнинг-Фоллз, Вечерние Водопады. Главная проблема заключалась в том, что как-то неловко открывать бар, посвященный мистическим и мифологическим покровителям, в одном торговом ряду с церковью Примитивных Баптистов, педикюрным салоном, и чем-то под названием «Бар-Бэ-Кью», прямо на сороковом хайвее. В Ивнинг-Фоллз было очень мало подходящих мне укромных уголков, причем все эти кварталы были жилыми.
Возможно, вы все же бывали у Рашели, так что уже знакомы с моим мнением о джентрификации. Но если вдруг это не так… [Примечание редактора: следующие десять абзацев рукописи посвящены гневному обличению комиссий по джентрификации и сравнению их с гигантскими плотоядными тростниковыми жабами. Этот текст вы можете найти в Сети по адресу www.monstersofurbanplanning.org]
О чем это я? Ах да, о франшизе. Я, конечно, знакома со всякими ведьмами и посредниками, которые без труда в среду убедят вас в том, что завтра вторник, однако навести сглаз на целый комитет по градостроительству гораздо сложнее. Я задумалась о том, как обвести вокруг пальца всю эту компанию. И тут я вспомнила, что плачу зарплату очаровательная певице-фее, которая иногда покрывается волчьей шерстью.
Глаза Антонии сделались еще больше и губы задрожали, когда я попросила ее спеть на вечеринке, на которую я пригласила элиту проектировщиков городка Ивнинг-Фоллз.
– Не могу, – ответила она. – Я бы с радостью сделала все, что в моих силах, чтобы помочь тебе, Рашель, но я боюсь появляться там, где меня могут узнать. Кроме того, моя песня предназначена не для всех, а только для заблудших и впавших в отчаяние. Нельзя ли мне просто остаться здесь… играть для твоих завсегдатаев?
– Подумай сама, – сказала я подтолкнув ее к наименее плотоядному из моих табуретов. – Я была добра к тебе, хотя любой другой уже давно позвонил бы по номеру, на вон той картонке из-под молока, чтобы получить награду за информацию о тебе. Между прочим, за тебя обещали золото фей! Настоящее, а не такое, которое исчезает через час. Не стану даже упоминать о том, что ты в любой момент способна покусать моих клиентов, и они превратятся в оборотней. Честно говоря, им это пошло бы только на пользу, а мне принесло бы больше чаевых. Но, как говорится, рука руку моет, даже если одна из этих рук иногда оказывается щупальцем. Или когтем. Хотя ты, наверное, не захочешь, чтобы кто-нибудь из Жрецов-Осьминогов Уилмингтона омыл какую-нибудь часть твоего тела, если только тебе не хочется, чтобы на твоем теле появились нестираемые и загадочные татуировки, оставленные чернилами спрута. О чем это я?..
