Но пока я расскажу тебе другую историю.
И еще – я беременна.
* * *
Когда это началось, меня не было дома. Рабочий ужин, несколько часов в Сохо, в итальянском ресторане, мой босс говорил об испытаниях, выпавших компании в это непростое для экономики время, пялясь в вырез моей блузки.
Ужин закончилось не поздно, я села на метро и оказалась дома в половине десятого. У меня крохотный домик на севере Лондона, в округе Кентиш-Таун, недалеко от станции и главной дороги. Сейчас этот район заполняет собой промежуток между более дорогими респектабельными районами Хэмпстед, Хайгейт и Кэмден, а до того, как его поглотил расползающийся город, это было ничем не примечательное место. Пейзаж оживляла симпатичная река Флит, берущая исток в Хэмпстед-Хит, но она уже давно стала очень грязной и почти исчезла – почти по всей длине она превратилась в подземную сточную канаву.
Мой узкий и маленький домик стоит неподалеку от того места, где прежде текла эта река, в окружении других средневикторианских зданий. Три с небольшим этажа возвышаются над лоскутком садика. Половину садика занимает пристройка с кухней, которую сделал предыдущий владелец. По его словам, эти дома предназначались для рабочих с железной дороги и их семей. Вообще-то, это совершенно неважно, и мне осталось только сказать, что с одной стороны мой садик ограничен старой каменной стеной, в которую вделана истертая непогодой каменная доска с надписью, в которой упоминается колледж Святого Иоанна.
Я навела справки и узнала, что несколько сотен лет назад земля, на которой построены эти дома, как и часть городка Кентиш, принадлежала этому колледжу, который относится к Кембриджскому университету. Зачем колледжу понадобился сад в сотне миль от него, я так и не поняла, но я ведь не понимаю и того, почему так популярны реалити-шоу. Или, например, Колин Ферт. Вероятно, я просто не очень умная.
На этом экскурсия окончена.
Дом совсем небольшой, но мне все равно повезло, учитывая безумные цены на лондонскую недвижимость. Хотя дело не только в везении. Помню, как сходили с ума мои подруги, когда я купила свою первую квартиру, сковав себя выплатами по кредиту на несколько лет после окончания университета. Зато теперь я смогла перебраться в дом с настоящей лестницей, а они все еще снимают дрянные двухкомнатные квартирки в таких районах, куда даже хипстеры не заглядывают… Не так уж это забавно (для них, не для меня).
Оказавшись дома, я повесила пальто, сбросила туфли, и расстегнула верхнюю пуговицу на юбке, чтобы обеспечить себе максимальный комфорт в постмакаронной вселенной. Итак, сбросив, фигурально выражаясь, мундир, я пересекла гостиную (великое путешествие длиной в пять шагов) и оказалась на кухне, где и заснула, дожидаясь, когда закипит чайник. Я выпила всего два бокала вина, но чувствовала усталость. Сочетание этих факторов помогло моему сознанию отключиться.
Вдруг что-то заставило меня повернуться и заглянуть в гостиную. Только что вскипевший чайник выпустил мне в лицо облачко пара, но по моему затылку побежал холодок.
В доме кто-то побывал.
* * *
Я была в этом уверена. Чувствовала это. Я придерживаюсь романтической веры (или милого заблуждения) в то, что человек всегда знает, что в его доме кто-то побывал. Вторжение оставляет ощутимый, физический след. Твое жилище – твой друг, и оно сообщит тебе о чужаке.
Дом – это стены, крыша, а также набор мебели и прочих предметов, оказавшихся вместе, главным образом, из соображений экономии, а не в результате глубокого внимания ко всем деталям своей жизни – и разница между тобой и любым другим человеком на планете заключается только в том, что закон разрешает тебе находиться в этом помещении.
И тем не менее, я знала.
Знала, что кто-то побывал в моем доме.
Но что если он до сих пор здесь?
В кухонной пристройке была боковая дверь в сад. Я могла отпереть ее и выскользнуть наружу. Впрочем, далеко мне не уйти, так как за высокими заборами (один из которых построен на остатках старинной стены) находятся соседские сады.
Эта идея не нравилась мне и по другим причинам.
Черт возьми, это мой дом, я не хочу бежать из него! Не говоря уже о том, что я чувствовала бы себя полной идиоткой, если бы меня застали при попытке перелезть в чужой сад только потому, что мне что-то там показалось. Именно такое дерьмо может навсегда погубить репутацию женщины.
Тем не менее я осторожно повернула ручку и обнаружила, что дверь не заперта.
Я знала, что передняя дверь была заперта – вернувшись домой, я отпирала ее. Окна в кухне были закрыты и заперты, и оттуда, где я стояла, было видно, что большое окно в гостиной тоже заперто.
Значит, посторонний мог проникнуть в дом только одним путем – через заднюю дверь, если утром я оставила ее незапертой.
Не зная ничего о тактике домушников, я все-таки предполагала, что, залезая в чужой дом, следует оставлять открытыми (или хотя бы не запертыми на засов) дверь или окно, через которое ты туда проник: для того, чтобы как можно быстрее сбежать, если хозяин вернется. Никто в такой ситуации не станет закрывать дверь.
Моя же была закрыта. Это позволяло надеяться, что злоумышленника уже нет в доме. Я немного успокоилась, на цыпочках прошла к лестнице, и стала прислушиваться. Слышно ничего не было, а я точно знала, что по деревянному полу верхних этажей невозможно пройти без оглушительного скрипа и треска – проклятые доски трещат по ночам, даже когда по ним никто не ходит. Особенно на третьем этаже.
– Эй, там, наверху!
Я затаила дыхание. Ничего. Абсолютная тишина.
И я с опаской начала обход: ванная и так называемся гостевая комната на первом этаже; спальня и гардеробная на следующем; и наконец, чердачок, куда вели целых пять ступенек. По словам предыдущего владельца, это помещение предназначалось для служанки. Для очень миниатюрной служанки.
Каморка была крошечной, и обычная женщина могла бы уснуть там, только свернувшись клубком. Встать во весь рост тоже было невозможно – подтверждение я получила накануне.
У меня наконец дошли руки разобрать несколько коробок с барахлом, купленным в благотворительных лавках, которые хранились наверху со дня моего приезда. Занимаясь этим, я случайно выпрямилась и ударилась лбом о старую пыльную балку. Удар был такой, что я рассекла кожу. Несколько капель крови упали на доски пола.
Я до сих пор вижу их след на полу, но в крошечной комнатке теперь царит порядок.
И в ней никого нет, как и во всех остальных комнатах.
Дом выглядел так же, как и утром, когда я покидала его – как логово двадцативосьмилетней работающей женщины, не совсем уж неряхи, но и не помешанной на чистоте. Все на месте, ничего не пропало, ничто не сдвинуто.
И никого.
Никого и не было, конечно. Ощущение, что в доме кто-то чужой, оказалось ошибкой.
