Он снова выпустил струю дыма, который не спешил подниматься вверх или рассеиваться, а висел между нами сизым облаком. Яхта покачивалась, но облако — нет. Единственное, что оставалось незыблемым в этом ненадежном мире.
— Ты такая практичная и рассудительная?
— Нет, я просто бесчувственная. — Он поднял густые седые брови, и я пояснила: — Мне все равно: заниматься сексом или щелкать семечки. Меня это никак не задевает. Вы бы стали переживать из-за того, на что вам плевать, но что приносит высокий стабильный доход? — Он сделал гримасу, которую я трактовала в нужную сторону: — Вот и я не переживала.
— И тебе не было противно?
— Нет. А почему мне должно быть противно? — Против воли я начала злиться, словно меня в чем-то обвиняли. — Ну, потыкал в меня мужчина своим органом — это что, противоречит законам природы? Или это противоестественно?
— А потом еще двенадцать мужчин потыкали.
— А-а, вы посчитали! Да, потом еще двенадцать. От Михи Радича до Кирилла… — и тут я осеклась.
Прикусила губу и отвернулась к окну, за которым линия горизонта плясала в таких невообразимых плоскостях, что к горлу подкатил ком. Затошнило, желудок сжался.
— С Кириллом у тебя тоже семечки? — жестко спросил Борис Михайлович.
— С Кириллом все иначе.
— Ты его любишь?
На прямой ответ мне нечего было ответить. Перед глазами плыл то ли туман, то ли сигаретный дым. Я ощутила, что руки совсем заледенели.
— Так он меня тоже не любит, — через дурноту проговорила я. — Спросите у него, если не верите.
— А зачем вы тогда вместе?
— Затем, что без любви тоже надо как-то жить. Не умирать же теперь…
«…если любишь того, кто тебе не предназначен…»
Я согнулась, ожидая, что опорожнится желудок, но вместо этого почувствовала, как по щекам побежали горячие слезы. Я закрыла лицо руками и начала рыдать в голос, не стесняясь Бориса Михайловича.
Это он меня довел! Зачем он расспрашивал о том, о чем не стоит расспрашивать проститутку? Она или солжет, или устроит истерику.
Он сходил к бару и принес мне коробку с салфетками. Я выдернула сразу три штуки и высморкалась. Он сел рядом и подождал, пока я не прекращу всхлипывать:
— Аня, скажи, ты веришь в совпадения?
Я покачала головой.
— Вот и я не верю. — Он повернулся на диване боком и заговорил быстро и отрывисто: — Меня достали эти покушения. Дилетантские, глупые, неудачные — но при этом никаких зацепок, никаких подозреваемых. Это как укусы бешеной пчелы в темноте — ты не знаешь, что ей нужно, и откуда она прилетит в следующий раз. Я хочу найти заказчика. Режиссера этого идиотского спектакля. Ты — единственная ниточка.
— Я рассказала все, что знаю.
— А тебе не показалось странным, что на одном пляже в одно и то же время оказались две проститутки из одного агентства — первая устроила взрыв, а вторая предотвратила трагедию?
— Да, это странно, — вынуждена была согласиться я. — Но я там случайно оказалась. Я не хотела ехать, все решилось в последнюю минуту.
— Следствие считает, что заказчик преступления, — кто-то из твоих и Зоиных клиентов. Кто-то, кто знал вас обеих.
Я глянула на него:
— Но ведь это легко проверить. У полиции есть списки.
— Да, списки ваших половых партнеров. Но не списки клиентов, которые заказывали эскорт. У тебя таких заказов было около восьмидесяти, верно? У Зои еще больше. А в записях вашего сутенера полный бардак: он не вел точный учет подобных встреч.
Я молчала, обдумывая слова Бориса Михайловича. Преступник среди клиентов Василия Ивановича? Учитывая, что это были богатые бизнесмены и политики, предположение не казалось притянутым за уши. У кого-то мог быть зуб на депутата Кохановского.
— Ну, допросите Василия Ивановича. Он расскажет о том, чего нет в документах.
— Он уехал в Одессу к родственникам жены.
Ха, сбежал! Бросил все и уехал в безопасное место, где полиция не сможет его достать. А меня даже не предупредил!
— Ну, он же вернется? — спросила я. — Или вы хотите, что я вспомнила всех, с кем общалась?
— Ты неглупая девушка, — сказал Борис Михайлович, — но мне не нужен весь перечень. Мне нужно, чтобы ты честно и без страха ответила на один вопрос: кто-нибудь когда-нибудь из твоих клиентов упоминал мое имя?
— Я не помню. Кажется, нет.
— А имена Кирилла или Маши?
— Тоже нет…
— Спасибо. Скажу прямо, ты мне понравилась. Я не против, чтобы ты встречалась с Кириллом.
О, его папа нас благословил! Я взяла подушку и повалилась на диван. Отдохнуть бы немного, пережить эту изматывающую качку, дожить до безоблачного штиля.
Согреться под солнцем Калифорнии.
24. Огораживание
Я лежала на диване, уткнувшись носом в спинку. Кто-то лег и прижался ко мне сзади. Пробрался рукой под вязаный хлопковый свитер. Спросонья я откинулась к мужчине, давая доступ к груди и ощущая, как под умелыми пальцами напрягаются соски. И тут вдруг мне показалось, что это Борис Михайлович! Я дернулась и окончательно проснулась.
— Ч-ш-ш… — послышался голос Кирилла.
Я расслабилась и предоставила ему свободу действий. Он легко целовал меня в шею, а рукой ласкал груди, обводя и пощипывая соски. Его горячее дыхание шевелило мне волосы на затылке. Лежать в кольце его рук было уютно. Сколько времени я проспала? За окном сгустились сумерки, качка уменьшилась, голова после сна немного прояснилась.
Мы обсуждали с отцом Кирилла моих клиентов. Наверное, я никогда не стану обычной девушкой, о чьих партнерах знает лишь она и самая доверенная подружка. Моя личная жизнь была выставлена на всеобщее обозрение, и любой считал себя вправе задавать мне интимные вопросы. Все все обо мне знали — и так будет всегда среди этих людей. Как бы терпимо они ко мне ни относились, они знали, чем я занималась, и это уже не изменить. Если в будущем я хочу нормальных отношений, мне придется искать их не в этом кругу. Мне придется скрывать свое прошлое.
Я впервые об этом задумалась.
Кирилл провел пальцами по животу до пояса джинсов и начал расстегивать молнию. Я не мешала ему, ждала, что он сделает дальше. Он скользнул рукой в трусики и положил пальцы на клитор. В ответ я прижалась к сильным ласкающим пальцам.
Было что-то неправильное в разговоре с Борисом Михайловичем. Какой-то маленький дефект логики, который я то ли упустила, то ли забыла, но который продолжал меня царапать. Он что-то такое сказал, что я должна была запомнить и обдумать на свежую голову, но, увы, морская болезнь помешала мне мыслить ясно.
Но, может быть, мне все померещилось? Немудрено в моем состоянии. Борис Михайлович всего лишь пытался вычислить преступника, расспрашивая меня о клиентах. Это был вполне обоснованный допрос, учитывая, что я знала девушку, подложившую бомбу. Заодно спросил о моем отношении к его единственному сыну, а я как последняя дурочка все ему разболтала. Любви нет, одна безысходность.
