Он бережно провел руками по спине — от шеи, вдоль лопаток и до поясницы. Я непроизвольно задрожала. Он спросил, касаясь губами уха, словно целуя в последний раз:
— Это твое окончательное решение?
— Да, — вымолвила я, стараясь удержать подступающие слезы.
— Ради Маши?
— Ради Ани Молчановой. — Я больше не могла терпеть эту муку: — Иди, Паша, тебя ждут. И прости меня, если сможешь…
50. Пройденный этап
Я ревела в ванной, включив воду, чтобы ни Светлана, ни Маша не услышали моих всхлипов. Мне хотелось постучать головой об стену, чтобы уж наверняка выбить из нее всю дурь. Или дурь сидела не в голове?
Мне было нестерпимо стыдно перед Машей за то, что я переспала с ее женихом. Да, я послушала свое сердце, да, настоящая любовь все оправдывает, но почему же чувство стыда выжигало меня изнутри? Почему моя вина перед ней казалась такой безмерной, что хотелось выть от отчаяния?
Нам с Молчановым не стоило переступать последнюю грань. Мы должны были остаться людьми, а не превращаться в животных.
Но как мы могли устоять? Наша любовь изначально расцвела на страсти, и у нее не было иных причин, кроме жгучего и безрассудного влечения друг к другу. Это потом появились уважение, восхищение, доверие и душевная близость. Но главное — всепоглощающая телесная потребность слиться воедино. Время пришло — и мы упали в объятия друг друга. Это могло случиться раньше — например, в больнице, когда он зашел узнать, почему я отвергаю Кирилла. Это могло случиться позже — например, через пять лет, когда мы оба были бы семейными людьми. Этого бы не случилось только в одном случае: если бы мы не отрицали своих чувств и не пытались их подавить, а спокойно поговорили и нашли достойный выход из сложной ситуации. Я верила, что выход возможен, — для тех, кто умеет думать головой.
А теперь я никогда не смогу посмотреть ей в глаза.
Наш «честный» план рассказать все Маше и Кириллу был хорош до того момента, пока я не увидела ее лицо. Ударить в самое незащищенное место и разрушить ее жизнь я не имела права. Это как дать пощечину мадонне. Единственное, что я могла сделать, — оставить в покое ее мужчину. Расстаться с ним, расстаться с Кириллом, расстаться даже с ней — лишь бы не причинить ей боль. Пусть она никогда не узнает, как низко пали люди, которых она любила. Пусть не узнает о нашем предательстве. Пусть спокойно выносит и родит долгожданную дочку. Больше я ничего не желала.
Где-то в глубине души мелькала грустная, но отрадная мысль: а вдруг у Молчанова и Маши и правда все получится? С глаз долой — из сердца вон. Хороший левак укрепляет брак. Может, они начнут сначала и сблизятся после рождения дочки? Пускай! Так будет лучше для всех. Так будет лучше для меня.
* * *
Кирилл вернулся поздно, когда я лежала в кровати без сна. Он повалился на меня, дыша коньячными парами, но я выскользнула из-под его разгоряченного тела:
— Кирилл, послушай, нам надо поговорить.
— О чем? Давай завтра. Иди ко мне, — он поймал меня за ногу и потянул к себе.
Удивительно, но до секса с Молчановым я легко отдавалась Кириллу, а теперь все во мне воспротивилось. После того, как я приняла решение о расставании, я уже не могла с ним спать. Единственное, что осталось, — какие-то смазанные чувства, похожие на… сестринские. Как странно! Я пыталась выработать эти чувства к Молчанову, заставляла себя видеть в нем брата, но не добилась ни малейшего успеха. А к Кириллу постоянно испытывала то сестринскую нежность, то дружескую симпатию, и то и вовсе ощущала нашу связь как инцест.
— Кирилл, пожалуйста, это важно, — зашептала я. Я боялась, что кто-нибудь из соседей может подслушать наш разговор. — Я передумала выходить замуж… в Лас-Вегасе. Мы должны отменить поездку.
— А где ты хочешь расписаться?
— Ну… пока нигде.
— О чем ты, Аня? — Он все-таки подгреб меня к себе, повалил на спину и устроился сверху. — Ты же сама обижалась, что я не собираюсь на тебе жениться.
— Не было такого! — возразила я.
Я пыталась отстраниться от его набухающего члена, а Кирилл вдавливался в меня все сильнее. Мысль о том, что придется с ним переспать, приводила меня в панику. Только не после того, что случилось сегодня днем! Только не после Молчанова! Когда я работала проституткой, я не испытывала дискомфорта при смене партнеров, а сейчас была близка к истерике. Мое тело казалось неприкосновенной собственностью Молчанова, хотя он и не просил хранить ему верность.
— Было, Аня! Ты спросила, зачем я с тобой встречаюсь, если не собираюсь жениться. А до этого ты спрашивала, почему я не женат в свои тридцать два года. Я отлично помню тот разговор! Мы вернулись с презентации Степана, и ты насела на меня с расспросами. Хочешь сказать, это было простое любопытство? Без намеков?
— А ты хочешь сказать, что я намекала, что хочу за тебя замуж?! — мне удалось вывернуться и сесть на кровати. — Кирилл, ты ошибся, все было не так.
— А как?
Сказать ли ему правду? «Я люблю Молчанова. Мы сегодня переспали, и теперь я тебя бросаю. А он женится на Маше, потому что бросать беременную женщину негуманно и опасно для ребенка». Меня передернуло от отвращения к самой себе. Или сказать часть правды? «Я люблю тебя, но немножко не той любовью, которая нужна для вступления в брак. Не испытываю оргазма, проще говоря. Давай отложим свадьбу на неопределенное время, а лучше навсегда». Или продолжать беззастенчиво лгать до возвращения в Питер? А там уйти без объяснений, оставив его мучиться в догадках?
Мне не нравился ни один вариант. Я вздохнула и ступила на зыбкую почву неполной, но все же откровенности:
— Я не намекала на свадьбу, я просто хотела выяснить, помнишь ли ты о клятве, которую дал Лене.
— Какой еще клятве? — спросил Кирилл.
— Когда вам было по шестнадцать, вы поклялись, что не женитесь ни на ком, кроме друг друга. Я хотела узнать, почему ты холост: потому, что не встретил подходящую девушку, или потому, что держишь слово, данное Лене.
Впервые я видела, чтобы его лицо так помрачнело. Карие глаза, обычно добрые и спокойные, налились опасной чернотой. Он спросил жестким неприятным тоном:
— Кто тебе об этом рассказал? Опять байки дяди Степы?
— Нет, я разговаривала с Леной. Мы столкнулись на презентации, и она посоветовала мне закатать губу, если я планирую выйти за тебя замуж. Она сказала, что ты никогда не женишься на другой женщине. — Я порылась в памяти и добавила: — Она сказала: — «Он мой».
— Она так сказала? Я тебе не верю. Ты что-то напутала, как всегда.
— Ничего я не напутала. Я спросила, зачем она вышла замуж за Молчанова, если вы поклялись не жениться на других. А она ответила, что ей можно нарушать клятву, а тебе нельзя, — сказала я. — Вот такой был разговор. И прости, пожалуйста, но мне кажется, она права.
