– Да, мне известно о том, что в Шоко-школе существует практика «выдавливания» неугодных, неважно, учителей или учеников, – заявляет он. – Система отработана: руководство школы действует через верных прихвостней – прикормленных премиями и разными преференциями членов коллектива.
– Конкретнее, – прошу я. – Назовите этих людей.
– Могу даже показать, – предлагает Бехтеревич и кивает на присутствующих в зале экс-коллег. – Школьный врач, штатный психолог, учителя начальных классов – это если говорить о ротации первоклассников. Первый, пятый, девятый классы – в них «замены на поле» случаются чаще, чем в других параллелях.
– Вы, кажется, тоже были классным руководителем девятого класса? – припоминаю я. – У вас случалось, что одних учеников принуждали к уходу, чтобы взять не их место других?
– Увы мне, да, – картинно сокрушается Лев Александрович. – К стыду своему, я не сразу это понял. Имели место закулисные игры, и я принял на веру официальную версию – дети ушли, потому что не справлялись с нагрузкой. Клянусь, я на них не давил!
– Но кто-то давил? Почему вы так решили?
– Родители моих бывших учеников позже обратились ко мне с просьбой подготовить их к экзамену по русскому языку и литературе. Моя квалификация не вызывала у них сомнений, и претензий ко мне по поводу выдавливания детей из Шоко-школы у них не было. Зато соответствующие претензии имелись к другим педагогам, – Бехтеревич снова кивает на бывших коллег. – Родители тех детей и рассказали мне, что ушли из школы не по собственной воле, а по принуждению. Впрочем, они об этом нисколько не сожалели и вспоминали Шоко-школу отнюдь не добрыми словами.
– Предатель, – негромко говорит школьный психолог.
– Отступник и ренегат! – подхватывает Бехтеревич, ничуть не тушуясь. – И тем горжусь! Знаете, мало чести трудиться на ниве просвещения в одних рядах с людьми непорядочными и алчными!
– Забыл уже, как сам премиальные зарабатывал? – это снова школьный психолог.
Я могла бы удалить ее из зала или потребовать тишины, но не вмешиваюсь в назревающую перепалку – она весьма информативна. Уточняю у Бехтеревича:
– Вы тоже, кроме зарплаты, получали в Шоко-школе премии? За что именно?
Лев Александрович слегка краснеет, но не тушуется.
– Да! Получал. И зарабатывал их честно, хотя готов признать, что нарушал педагогическую этику. Я не хотел бы этого делать, но от меня настойчиво требовали, а у меня не было моральных сил сопротивляться – моя супруга очень тяжело болела, я был полностью поглощен стремлением ей помочь…
– Так что же вы делали, за что вам выплачивали премии?
Бехтеревич разводит руками:
– Я писал за некоторых учеников экзаменационные работы.
– Они же в виде тестов сейчас, – недоумеваю я. – Понимаю, если есть возможность передать экзаменующимся правильные ответы, но писать их?
– Конечно, передать экзаменующемуся ответы на тесты – само собой, но этого недостаточно, по русскому и литературе есть еще творческая работа, обычно это небольшое сочинение, – поясняет Лев Александрович. – Тема становится известна непосредственно на экзамене, заранее подготовить творческую работу нельзя, а от нее существенно зависит итоговый результат. Так вот, мне сообщали тему, я быстро писал работы в необходимом количестве, их каким-то образом передавали ученикам прямо на экзамене, и это гарантировало высокую оценку.
Я слышу, как один из адвокатов произносит:
– Недоказуемо.
Он говорит это не мне, а Крупкиной, но я тоже слышу и склоняюсь к тому, чтобы согласиться со сказанным.
Задним числом фальсификацию результатов ОГЭ и ЕГЭ доказать крайне сложно, тем более спустя без малого год после экзаменов. Но на будущее Шоко-школе стоит ждать серьезной проверки.
Собственную дочь я тем же вечером огорчила заявлением:
– Об экзаменах без экзаменов и не мечтай! Вряд ли еще кому-то в девятых и одиннадцатых классах Шоко-школы удастся получить высшие баллы по ОГЭ и ЕГЭ без трудов и волнений. Баста, карапузики, – кончилися танцы: я лично позабочусь о проведении прокурорской проверки в этом учебном заведении.
Сашка, слава богу, не расстроилась, наоборот – обрадовалась:
– Поздравляю тебя, мам! Ты нашла отличный повод помириться с Говоровым!
Да, мой бывший жених Никита Говоров – прокурор, но я же не потому…
– Да не искала я повод!
– Да ладно, мам, я не против! – Сашка ободряюще похлопала меня по плечу. – И, кстати, никогда всерьез не думала о халявных экзаменах. Не то у меня воспитание, чтобы без труда получать рыбку из пруда! Я ж как ты: если к звездам – то исключительно через тернии!
И вот поди пойми, это она мать похвалила или упрекнула?
– Саша, это сарказм?
– Это факт, мам! – и глаза невинные-невинные, что, собственно, и настораживает.
Вот чему их в школе учат? Точно не честности и открытости.
Бабу Глашу Натка заметила издалека – едва вошла во двор.
Бабу Глашу не заметил бы только слепоглухонемой.
В ярко-красном, нарядном и праздничном, как первомайский кумач, полупрозрачном дождевике поверх старомодного габардинового пальто баба Глаша выглядела как гигантский надувной шар.
Старушка, которая когда-то близко дружила с Наткиной бабушкой, весила под девяносто кило. И лет ей было примерно столько же – под девяносто.
Причем баба Глаша с годами делалась не только обширнее, но и громче, так что Натка уже метров с пятидесяти расслышала:
– Ну все ж как надо делаю! Смотри сама: сею под стеклышко малипусенькие семена, вот прям микроскопические, но земелькой их не присыпаю, так ведь?
Ответа собеседницы бабы Глаши Натка не услышала – голос у той был нормальной громкости, не иерихонская труба, но, очевидно, она подтвердила правильность действий бабы Глаши.
– Потом смотрю в оба и, как только вижу всходы, сразу же пересаживаю!
Тут собеседница, видимо, что-то спросила, потому что баба Глаша истово перекрестилась и убежденно ответила:
– Да не дай господь, конечно, только с земелькой, вот прямо с комком, чтобы только корешочки не повредить! А цветы все равно получаются мелкие, и что-то мало их совсем…
– Здравствуйте, Глафира Петровна! – подойдя поближе, поздоровалась Натка.
– А вот и Натуся! – баба Глаша обрадовалась и подвинулась на лавке, открывая свою компаньонку. – А тебя тут подружка дожидается!
– Добрый вечер, – выглянув из-за бабки, поздоровалась с Наткой Марина Вагнер.
Натка с трудом удержалась, чтобы не протереть глаза.
Это было совершенно невероятное зрелище: модная, нарядная, ухоженная фрау Вагнер бок о бок с бабой Глашей в первомайском кумачовом дождевике.
