«Куда хуже».
Например, Зольдинер-Киц, местность, в которой он вырос. Там, где сосед этажом ниже палил из «Калашникова» с балкона, когда «Галатасарай» забивал гол на его турецкой родине. После смерти Сандры он всерьез подумывал, не переехать ли туда, назад к своим корням, пока не осознал, что их давно обрубили. Первый оборвался с уходом отца, чья неожиданная смерть породила кучу слухов в округе. «Франк Лукас допился до смерти; видимо, было полно долгов; неудивительно с такими неудачными сыновьями. Наверное, его старуха тоже прикладывается».
Вначале его мать еще пыталась объяснить соседям ситуацию и рассказывала им о врожденном циррозе печени мужа, который слишком поздно диагностировали, потому что сконцентрировались только на психических отклонениях Франка. Для здорового человека количество алкоголя, который он потреблял в конце, не смертельно. Но его отец никогда не был здоровым, и матери Марка тоже не суждено было поправиться. Через несколько месяцев после смерти мужа у нее отказало сердце – во всех смыслах этого слова.
– Почему ты вообще здесь? – устало спросил Марк, тяжело поднимаясь по ступеням.
Константин вздохнул у него за спиной.
– Мы ведь это уже выяснили? Ты позвонил мне, я приехал к тебе в полицейский участок, и…
– Нет, я не об этом. Я спрашиваю себя, почему ты вообще со мной разговариваешь.
– А, вот откуда ветер дует. – Его тесть был слишком умным человеком, чтобы Марку пришлось что-то добавлять.
После смерти отца Константин Зеннер стал самым важным человеком в его жизни, ментором, который показал ему, что нельзя разбазаривать жизнь, а нужно с умом использовать свои таланты. При этом речь никогда не шла о деньгах. Все, что делал Константин, – это сводил его с людьми, которые хотели чего-то добиться в жизни. Правда, так было не всегда.
– Ты считаешь, я должен на тебя злиться? Вычеркнуть тебя из своей жизни? – спросил Константин и нагнал его.
– Однажды ты уже пытался.
Его тесть поморщился, и Марк тут же извинился за такой удар ниже пояса. Через полгода после их первой встречи на семейной вилле Константин отвел его в каминную комнату, в то время как Сандра осталась с матерью в кухне. Сначала Марк решил, что наконец-то между ними растаял лед, потому что Константин впервые был приветлив с ним. Он даже смеялся, когда передавал ему конверт. Со свежими купюрами по сто марок, почти двадцать тысяч в пересчете на евро. Сандра рассказала ему о финансовых проблемах отца Марка, чья контора уже тогда была в минусе. С этими деньгами семья Лукас в одночасье избавилась бы от долгов.
– Деньги твои, если ты откажешься от моей дочери.
Марк не подал вида и послушно поблагодарил за такое щедрое предложение. Затем подошел к камину и не раздумывая бросил купюры в пылающий огонь.
– Я думал, ты наконец-то простил мне ту проверку.
– Я и простил, – кивнул Марк и оперся о перила.
Когда он заметил улыбку в уголках рта Константина, то понял, что это испытание. Марк с блеском прошел проверку, хотя Константин и не ожидал такой импульсивной реакции от своего будущего зятя. С этого момента Зеннеры обеднели на двадцать тысяч евро и приобрели нового члена семьи.
– Ты боялся, что меня интересуют только деньги.
– Хуже. Я боялся, что ты разобьешь Сандре сердце.
Марк кивнул.
– Ну, теперь у меня даже получилось ее убить.
Тем временем они были на четвертом этаже, в нескольких шагах от того, что он еще недавно считал своей квартирой.
– Скажи, ты еще принимаешь свои таблетки? – обеспокоенно спросил Константин, увидев, как Марк схватился за затылок.
– Иммуноподавляющие? – Марк помотал головой, и Константин посмотрел на него с еще большим беспокойством.
– Я же дал тебе с запасом, а следующее обследование только через неделю.
– Знаю, но таблетки там, внутри.
Марк указал на дверь квартиры. Потолочная лампа, в которой до этого еще бился мотылек, окончательно испустила дух.
– Хорошо, давай заберем твои таблетки. А затем я отвезу тебя в клинику.
– Я бы с удовольствием… – сказал Марк.
– А в чем проблема?
– Посмотри. – Марк указал на дверь. – Я знал, что еще не совсем спятил.
Несмотря на тусклый свет, падающий сюда с лестничной клетки, он сразу это увидел.
– Что ты имеешь в виду?
– Табличка с фамилией. Ее заменили.
Константин вытащил очки из кармана пальто, не надевая, поднес к глазам и подошел ближе к двери.
– Земмлер, – медленно прочитал он.
«Что?»
– Нет, нет…
Теперь и Марк нагнулся.
«Черт, что опять происходит?»
Константин чиркнул спичкой, но Марк и так знал, что его тесть прав.
«Земмлер. Не Зеннер».
– Но это… это… – Он нервно заморгал. Потом рассмеялся. Ситуация была абсурдная. До этого он абсолютно точно прочел на своей табличке «Зеннер» – девичью фамилию Сандры. Зачем кому-то менять ее второй раз на более бессмысленную?
– Может, так звали предыдущего жильца? – предположил Константин.
– Нет, я не ошибся, – возбужденно произнес Марк и случайно задул спичку. – И я докажу тебе, что здесь что-то не так.
Он вытащил из кармана брюк ключ с двумя рядами зубцов. Прежде чем вставить его в замок, Марк подождал, пока успокоится дрожь в руке.
– Может, я? – озабоченно спросил Константин.
– Нет, без проблем, – почти грубо ответил Марк. И затем, к его ужасу, действительно не возникло даже намека на проблему. Ключ нежно хрустнул, войдя в цилиндр. И легко повернулся в пальцах, словно замок только что смазали.
Послышался щелчок, дверь открылась, и Марк не мог поверить тому, что увидел перед собой.
30
Когда Марку было двенадцать лет, он удивил свою мать заявлением, что убираться в своей комнате противоречит законам природы. Тогда из триллера Майкла Кричтона он впервые узнал о феномене энтропии – термин из термодинамики, – из которого в том числе можно сделать вывод, что все в природе стремится к состоянию величайшего хаоса. Как покрышка теряет давление и рисунок протектора, футболка выцветает при стирке, рубашка изнашивается, а черепицу приходится со временем заменять, так и человек когда-то распадается на составные части; теряет энергию, которая удерживала его сверхсложное тело. Он заболевает, стареет и умирает. Поэтому зачем тратить свою короткую жизнь на то, чтобы наводить порядок, если силы природы все равно сводят на нет любые усилия?
После этого доклада его мать уперла руки – которые в воспоминаниях Марка всегда были в желтых резиновых перчатках – в широкие бока, запрокинула голову и громко рассмеялась:
