При последней мысли меня откровенно передернуло – пусть в Хейене, благодаря развитию сверхъестественных наук, пока что не наблюдалось европейской военно-медицинской дикости с проливом ран кипящим маслом и прочих кошмарных чудес чуть ли не дословно запавшего мне в память очерка об основателе военно-полевой хирургии Амбруазе Паре, но это особо не успокаивало. Поинтересоваться у врача (или того, кто его заменяет), может ли он оказать мне помощь и перерезать глотку после ответа «нет», боевые друзья вполне могли и здесь. Причем в самом скором будущем. Это надо сказать тоже определённо являлось немаловажным фактором устойчивости нашего и вражеского строя при лобовых столкновениях. Стать ладно бы покойным, но помирающим от перитонита героем, ценой своей жизни прорвавшим строй врага, никто вот ни капельки не торопился.
Словно бы услышав мою мысль, сражавшиеся близ уреза воды скутаты как-то резко рассыпались в разные стороны, и поредевшие шеренги роты ан Динхольма захлестнули с фланга прорвавшиеся солдаты противника. Неподалеку что-то неразборчиво рыкнул капитан, и для привлечения всеобщего внимания заревели горнисты, тут же поддержанные частой дробью барабанов – пришло время вступать в бой и нам.
Как это бы ни было странным, но лезть в первую шеренгу со своим огромным мечом я не собирался. В денежной ведомости роты я числился лейтенантом, а не рубакой из рядовых солдат. Поэтому моей работой было управлять действиями подразделений и контролировать младший командный состав, только по крайней необходимости ведя всех за собой, а не подобно Конану-варвару крошить супостата на куски.
Так как контратака прошла успешно, случая показать пример подчиненным мне так и не представилось. Каре «Вепрей» устремилось к месту прорыва и, чуть ли не с ходу затоптав прорвавшую строй группу, не только восстановило позиции, но и в свою очередь ударило противостоящую нам роту врага во фланг и тыл. В тыл в том числе для того, чтобы лучники и арбалетчики врага не поливали нас стрелами безнаказанно с двадцати – тридцати метров. А после того, как мы их разогнали, вполне естественным ходом стало вернуть в бой своих собственных стрелков.
Далее, несмотря на несомненный успех атаки, Лойх не зарывался и, когда рота врага, завернув фланг, быстро, но, все же сохраняя строй, начала оттягиваться за спину соседней, преследование прекратил. Последнее уберегло нас от стычки с кавалерийским отрядом противника, видимо высланным именно для того, чтобы парировать наш контрудар. Так как относительную монолитность строя мы к тому времени успели восстановить, рейтары атаковать нас уже не решились и в случившейся при развороте сутолоке понесли некоторые потери в людях и лошадях от не оплошавших стрелков.
К чести нашего нанимателя, успех на правом фланге замечен был им тоже своевременно, однако попытку им воспользоваться полководец врага всё же сумел нейтрализовать, подав сигнал на всеобщий отход.
Первый натиск был успешно отбит, и поредевшие роты графа ан Хальба сумели удержать заваленные трупами рубежи разрушенных, разломанных и порубленных инженерных заграждений. Теперь на передний план выходила вражеская кавалерия.
* * *
Глядя, как не менее нас самих потрепанные роты врага технично пропускают в интервалы между коробками кавалерийские подразделения, вывод, что атака вражеской пехоты задачи прорыва нашего строя вполне возможно и не имела, напрашивался сам собой. Барона ан Сагана на этом этапе, по-видимому, более чем устраивала и расчистка дороги для его конницы.
Я несколько нервно погладил клинок своего меча. Возможность сегодняшним днем всё-таки пустить этот лом в ход выходила реальной как никогда. И увы далеко не в столь выгодных условиях, как в ходе боя на тракте.
Вражеские рейтары против нас споро строились классической рыцарской «свиньей», прямо-таки по описанию Анатолия Николаевича Кирпичникова
[45]: первый ряд пятеро рейтар, второй семь, третий девять и так до пятнадцати. Последнее, как я произвел нехитрый подсчет, давало шестьдесят всадников на клин и сколько-то за ним в глубине, вероятнее всего, еще порядка тридцати – сорока морд, примерно так полная рейтарская сотня. Колено к колену, как поздние кирасиры, всадники не становились, интервалы меж всадниками в шеренгах были немалыми, но нам от этого было не легче – при такой глубине и ширине разогнавшегося строя и, как говорится, «не зассав», они затаптывали нашу роту без вариантов.
Начисто. Целиком и полностью. При общей глубине «свиньи» в восемь всадников, люди, не поднятые на копья первыми шеренгами, все до единого добирались бы в глубине строя. Хотя бы потому, что наша рота перестроилась всего лишь в четыре шеренги, а на стороне врага, кроме его копий и мечей, были кони – по четыре окованных копыта на каждом. Все, на что мы могли надеяться, это остатки рогаток, выложенные между ними в подобиях баррикады трупы и плотно выставленные острия наших копий, глеф и алебард которых должны были испугаться, а значит, и сдержать коней при наезде вражеские рейтары.
В последнем случае их положение становилось не таким уж и завидным. Нам даже можно было бы контратаковать. Исход боя решал банальный запас храбрости – у кого его будет больше.
Когда вышедшая в первую линию тагма рейтаров, набирая ход, устремилась на строй наших рот, я поневоле оглянулся назад. Меж щлемами готовых открыть стрельбу через наши головы хабиларов виднелись готовые поддержать нас коробки кавалерии. Пехота врага готовилась к тому же самому, за ней копытили конные сотни третьего эшелона супостата.
Перед тем как строи столкнулись, я успел несколько раз очень сильно пожалеть, что не выбрал для заработка на жизнь профессию помирнее…
Несмотря на то, что кони опытных рейтаров «острия» вражеского клина были защищены кожаными, кольчужными и кольчужно-пластинчатыми нагрудниками, взломать наш строй им не удалось. Как и во многих подобных случаях, у знающих, что такое жизнь, всадников не выдержали нервы поставить её на кон, безоглядно послав коня на плотный строй пехоты врага. А вот проскакавшая вперёд по инерции молодежь из правого крыла «свинки», против которой я оказался, неожиданно для всех оказалась гораздо отмороженнее…
Без преувеличения героический рейтар противника, первым пробивший строй нашей роты, с перепугу явно сразу даже не понял, что он натворил – оставив копье в наколотом как муха на иголку солдате и расшвыряв конем других, парень не сделал даже попытки схватиться за свой меч. Что, впрочем, вряд ли бы ему помогло. Прикрывавший меня Гленни отвлек рейтара угрозой удара алебардой, и я секанул его концом цвайхандера по нижней трети бедра. Кольчужная штанина не помогла – на серую шкуру плеснуло кровью, и оседающего в седле всадника лошадь унесла к хабиларам.
У второго рейтара я горизонтальным ударом зарубил лошадь и, успев сбить в сторону удар копья третьего, полоснул поперек живота и его самого. Уже в следующую же секунду потерявшись от сильнейшего удара по шлему, а потом и прямо, как мячик, отлетев в сторону, попав под коня еще одного жаждущего моей крови героического кавалериста.
