Фон Зеггерс глянул на гостью и поспешно отвёл глаза. Её одежда… собственно, эта полупрозрачная тряпочка могла бы сойти за одежду разве что, на сцене парижского Фоли-Бержер – да и там, насколько не изменяла память (перед войной капитан не раз бывал в столице мировой аэронавтики) не принято совсем уж пренебрегать нижним бельём. А вот крошечной японке это понятие было, похоже, незнакомо.
Капитан покосился на такелажмейстера. Ну конечно – смотрит на крошку во все глаза, только что слюни не пускает. Мальчишка, что с него взять…
– Ганс!
– Йя-а, Людвиг?
– Уведи её и одень поприличнее. Куртку какую-нибудь, что ли.
Фельтке – человек солидный, отец четверых детей. Он не будет облизываться на девчонку, которая ему в дочери годится. К тому же хоть немного, а знает японский, расспросит, откуда она тут взялась.
«…но ведь хороша чертовка! Точёные ножки, бёдра приятной округлости, крепкий девичий задок. А уж грудки…»
Фон Зеггерс помотал головой, отгоняя наваждение – и успел подметить задорный взгляд, брошенный японкой через плечо на сопляка-такелажмейстера. Дитрих, уловив его, так и затрясся.
«…кажется, намечаются проблемы… ладно, с этим будем разбираться потом…»
– А вы чего встали, Дитрих? Приказа о поисках никто не отменял – ваш сектор слева от корпуса корабля и до восточного. – он сверился с карманным компасом, – да, до восточного края острова. И чует моя селезёнка – эта недоделанная Лапута ещё преподнесёт нам немало сюрпризов.
Он как в воду глядел. Не прошло и четверти часа, как с западного края острова – туда отправился лейтенант-бомбардир Карл Нойманн с тремя матросами – раздались крики и один за другим, два выстрела. Фон Зеггерс скомандовал штурману Зелински и троим матросам «За мной!» и кинулся на звук, на бегу выколупывая из кобуры «люгер».
На земле – если этот полог из перекрученных корней, стеблей и водорослей можно назвать «землёй» сидел господин самой штатской наружности: невысокий, кругленький, в высоких шнурованных башмаках и замызганной полотняной паре – ни дать ни взять, добропорядочный бюргер, выбравшийся на пикник. Вид у незнакомца был перепуганный донельзя.
И было с чего. Шагах в трёх перед ним стояла девица самого экзотического облика – увидев её фон Зеггерс не удержался и замысловато выругался. Никаких полупрозрачных рубашек – обтягивающий комбинезон из плотного переливчатого шёлка, масса застёжек и колечек, судя про блеску, из чистого серебра. На плече странная эмблема в виде змеящейся полосы тёмно-красного цвета. Белые волосы – не пепельные, не седые, а неестественно, как снег, белые, собраны над плечом в массивное серебряное с кровавым камнем, кольцо. В руке незнакомка сжимает длинный нож со зловеще выгнутым тёмно-голубым лезвием. И держит его так, что сомнений не остаётся: она превосходно владеет клинком и без колебаний пустит его в ход.
Но самое пугающее – лицо. Узкое, неестественно вытянутое, с длинными, чуть ли не до висков разрезами глаз. Мертвенно-белая, с голубизной кожа, тёмные, в синеву, губы и чёрные, бездонные, без малейших признаков белков и зрачков, глаза. Словно вырезаны из агата – такие порой встречаются у античных статуй.
Фон Зеггерса передёрнуло.
И – уши. Узкие, раза в два длиннее, чем у нормального человека, да ещё и заострены на кончиках.
Не бывает таких ушей…
Живую картину дополняли лейтенант Нойманн с «браунингом» в руке и два матроса – они с самыми решительным видом наставили на девицу карабины с примкнутыми штыками.
Бросайте оружие. – ровным голосом сказал фон Зеггерс. Ствол его «люгера» смотрел в промежуток между типом в полотняной паре и невозможной девицей.
– Зачем? – спросила та. Вы всё равно меня убьёте.
Голос у неё был высокий, звенящий – нечеловеческий голос.
«…она ещё и немецкий знает?…
– Правильно, герр офицер! – заверещал толстяк. Пристрелите её, гадину, пока она вас тут всех не перерезала!
Фон Зеггерс не сдержал ухмылку.
– Она? Нас?
– Плохо вы, герр офицер инри знаете! Это такие паскудины!..
– Не надо пугать меня, герр… простите, не знаю, как вас.
– Петер-Иоганн Огнищефф к вашим услугам. – опомнился толстяк. – Простите, что сразу не.
– Ничего. Вы что, русский?
– А чем вам русские не угодили? – окрысился господин. – Мы такие же верноподданные Кайзера, как немцы, и все прочие!
Краем глаза фон Зеггерс увидел, как вытянулась физиономия у штурмана, как со стуком поотвисали челюсти у матросов.
«…русские? Подданные? Кайзера? Час от часу не легче…»
Ладно, герр Огнищефф, с вами мы потом поговорим. А вы, фройляйн кинжальчик-то бросьте. Неровён час – порежетесь.
Девица – как, бишь, назвал её этот тип, инри? – усмехнулась и подняла клинок на уровень плеча, принимая боевую стойку. Сдаваться она явно не собиралась. Стволы карабинов в руках матросов дёрнулись вслед за ней.
«…одно резкое движение – и у ребят могут не выдержать нервы. А это нам сейчас ни к чему…»
– Уж не знаю, фройляйн, с кем вы тут воюете, с деланным безразличием заговорил Зеггерс, – но явно не с нами. Так что, бросайте оружие, пока не пришлось прострелить вам плечо, или что-нибудь ещё.
И сделал шаг, так, чтобы оказаться между нею и карабинами. Лицо незнакомки исказилось лютой злобой и она в прыжке метнулась на фон Зеггерса. Грохнул карабин, девица невозможным кувырком ушла в сторону, уворачиваясь от пули – и тут нога её зацепилась за торчащий корень.
Ей не хватило доли секунды, чтобы вскочить на ноги – окованный железом приклад «Маузера Кар98» обрушился на затылок, и незнакомка с размаху ткнулась в клубок мокрых листьев своей невозможной физиономией.
Нойманн наклонился и умело связал сначала руки, потом ноги, выше лодыжек. Пригляделся, прикоснулся к узлу снежно-белых волос над плечом – и извлёк оттуда длинную, тёмного металла, иглу. Поднял оброненный кинжал – лезвие его, казалось, было изготовлено из голубоватого прозрачного стекла – взвесил на ладони вместе с иглой и протянул фон Зеггерсу. Тот удовлетворённо кивнул.
«…вот теперь можно и побеседовать…»
– Посадите её, Карл. Нет-нет, спиной вон к той коряге. Похоже, наша гостья уже приходит в себя.
Ответом было змеиное шипение (непроницаемые агатово-чёрные глаза сверкнули неподдельной ненавистью) и длинная тирада на незнакомом языке. Впрочем, тон её не оставлял сомнений в содержании.
– Ну-ну, фройляйн, не надо ругаться. – добродушно ответил фон Зеггерс. Кинжал он попытался засунуть за пояс, но, оценив остроту клинка, оставил эту затею. – Мы же вас честно предупреждали – не дёргайтесь, и всё обойдётся А теперь уж – вините только себя. Карл, – он снова обратился к бомбардиру. – посмотрите, что у неё на затылке? Если кожа рассечена – промойте, перевяжите. Мы не варвары, фройляйн, и чтим Гаагскую конвенцию!
