– Пахитосы пан официер не желает? Браздо недроге, со наджлепше в стОлице!
«Ну конечно, пшек! В последнее время они так и едут на Побережье, из холодных северо-восточных провинций на границах Новой Ладоги. После того, как двести с лишне лет назад сеть Переноса зацепила неизвестно зачем крошечный польский городок и забросила его аж под Архангельск, поляки так и жили – в некоторой изоляции, сохраняя и свой язык, и свой гонор, и даже своё католичество. Проблем с ними у властей хватало: только на памяти Ремера в тех краях дважды случались бунты. В последнее время власти существенно ослабили хватку. Полякам разрешено было свободно перемещаться в пределах КайзерРайха, молодых людей с характерным говором стали брать в любые учебные заведения, в том числе и столичные. Говорят, пшеки особенно охотно учатся на магистров – вроде, у них какая-то особая тяга к этой бесовской ТриЭс? А католические ксёндзы, между прочим, весьма даже одобряют это занятие – не то, что православная церковь Новой Ладоги…
Так и вышло, что в нескольких крупных городах, как грибы после дождя, выросли польские кварталы или хотя бы улочки – к вящему неудовольствию местных властей и мелких торговцев, которые тут же испытали на себе все прелести конкуренции с незваными гостями. А с тех пор, как при прошлом кайзере отменили обязательные виды на жительство, любой босяк может сняться и ехать через всю страну хоть куда – захочет, так хотя бы и в столицу. И в Туманной Гавани, между Тремя Оврагами есть даже пшековский квартал. Вроде, его обитателям особенно сильно досталось от вытекшего мета-газа…
Промысел уличных разносчиков пахитос и табака – пахитосников, как их называли – в крупных городах прочно захватили подростки-пшеки. Вражда между ними и местными жителями, промышляющими мелкой торговлишкой, повсюду стали головной болью городских властей и полиции. Не раз конфликты перерастали в серьёзные беспорядки, и властям приходилось даже привлекать на помощь полиции военных. Конные пионеры, расквартированные в Туманной Гавани, справлялись с задачей легко – разгоняли толпы ножнами палашей, но всё равно, это было неприятно.
Зауряд-прапорщик лениво махнул рукой – иди, мол, не нужно, – и разносчик, задорно крикнув что-то несостоявшемуся клиенту, унёсся прочь двухметровыми шагами. «Прыгунцы» его отчаянно скрипели и выбрасывали лёгкие зелёные облачка отработанного пара – а ещё говорят, что пшеки в Империи плохо живут! Как же, бедствуют они – если у мальчишки-разносчика хватает пенёнзов на такую игрушку…
Мимо, обдав зауряд-прапорщика волной угольной гари, прополз тяжёлый грузовоз-дампфваген. Огромные, выше роста человека, задние колёса отчаянно скрежетали по брусчатке гребнями грунтозацепов. Ремер поморщился. Пришла государственная мысль: кто позволил этой лайбе, которой место на полях да на сельских грунтовках, сунуться на городские мостовые? На прицепе за дампфвагеном громоздился высоченный штабель досок; на них с удобствами устроились с полдюжины весёлых, белозубых парней в казённых робах муниципального департамента хозяйства. Ну да, конечно – власти спешно устраняют последствия налёта, вот и тащат в город всю тяжёлую технику, до которой смогли дотянуться.
Уличный гомон прорезал пронзительный клаксон – из-за грузовой платформы с лесом выкатился гироцикл и, отчаянно накренившись, вильнул, едва не зацепив афишную тумбу. Ремер проводил взглядом огромное колесо, внутри которого устроился моложавый господин во фраке и цилиндре – чугунные кишочки маленького паровичка за его спиной отчаянно плевались струйками дыма. Спортсмэн, чтоб ему…
Айнрады, юркие машины, вытеснившие во многих крупных городах верховых лошадей, в Туманной гавани пользовались особой популярностью. Молодёжь из кварталов побогаче стала даже сбиваться в стайки, гоняя по ночам по длиннющим шоссе, связывающим Новый город с прибрежными бульварами. Жителей прилегающих к шоссе кварталов каждую ночь его будило хоровое фырканье паровичков айнрада и слитное шуршание огромных гуттаперчевых шин по гладкому бетону – очередная молодёжная стайка неслась по прямой, как стрела магистрали, распугивая редкие экипажи и почтительно огибая тяжёлые дампфвагены. Обыватели время от времени требовали, чтобы полиция прекратила эту вакханалию, но магистрат смотрел на ночные гонки сквозь пальцы – попытки навязать что-то колёсным Стаям была чревата серьёзными беспорядками, даже бунтом – особенно, если учесть связи «циклистов» с обитателями Латинского квартала. Те, как известно, всегда готовы присоединиться к любой заварушке – только позови! Верно говорил премьер-лейтенант Швеппс, начальник пограничной заставы, где служил Ремер: заставы – «все беды Империи от инри, пшеков и скубентов…»
Мимо резво ещё один парнишка на «прыгунцах». Яркая курточка в замысловатых инрийских узорах, волосы собранные в пучок, из которого торчат разноцветные прутья с блестящими шариками на кончиках. «Кузнечик», чтоб ему… представитель ещё одного молодёжного движения, заполонившего города Империи. Юные поклонники новой уличной забавы – головоломного бега и невероятных прыжков на псевдомускульных ходулях. Отчаянные сопляки с лёгкостью запрыгивают на балконы, карнизы, крыши двухэтажных домов. Дампфвагены и конные экипажи и омнибусы для них тоже не помеха – «кузнечики» с лёгкостью перепрыгивали транспортный поток. Ремер как-то видел, как двое «кузнечиков» легко ушли от полицейского патруля, прыгая прямо по крышам застрявших в пробке дампфвагенов, после чего – перепрыгнули прямо на крышу одноэтажного особняка и растворились в лабиринтах дворов.
«Кузнечики» делили улицы с «циклистами» (так называли себя ночные гонщики на паровых айнрады) и постепенно становились в городе реальной силой. Рассказывали, что предводители трёх крупных банд «кузнечиков» обложили данью гильдии уличных торговцев и разносчиков. И те платят, а иначе – поди, убереги товар от юных хулиганов, способных перевернуть лоток и скрыться, сиганув через улицу, забитую экипажами и дампфвагенами?
Держались только пахитосники. Мальчишки-пшеки и сами прекрасно владели прыгунцами, а, кроме того, были организованы и ощущали за своей спиной поддержку городского польского землячества. Они уверенно дали отпор бандам «кузнечиков», после чего, если верить слухам, поделили с ними улицы, не брезгуя заработком мелких уличных вымогателей. Хотя – не таких уж и мелких; вон, сколько разных торговцев на иной улочке Нового Города! Если с каждого хотя бы по три марки в день…
Туманная Гавань уже третий день кипела, как чугунок с супом на плите. Счёт жертв налёта инри перевалил за две сотни; раненых и увечных было уже больше тысячи. Выгорели целые улицы рабочих слободы; мета-газ, затопивший овражные трущобы, никак не рассеивался. Оставшиеся без крова, потерявшие близких, лишившиеся возможности прокормить семью… а проклятая взвесь мутным облаком висела в низинных проулках. Пожарные шли туда в газовых масках, и выскакивали, заходясь в кашле, вынося на себе мёртвые тела, и толпа каждый раз отзывалась взрывом горя и ненависти.
Солдаты спешно ставили на пустырях палатки, полиция вместе с пожарными суетились, торопясь снабдить оставшихся без крова горожан пищей и хоть какой-то врачебной помощью, успокоить, погасить недовольство. Напрасно: мастеровые, грузчики, мелкие торговцы и прочие обитатели Нижнего города точно знали, кого винить. Армада Конфедерации растворилась в небесном далеке, а вот прихвостни проклятых инри – вот они, рукой подать! Они прячутся за высокими стенами университетского городка и Латинского квартала, и добраться до них не так-то просто – зато можно дотянуться до студентов и преподавателей, которым хочешь-не хочешь, а приходится выбираться в город.
