Открывшееся зрелище потрясло вчерашнего гардемарина. На брусчатке пугающе ровными рядами выстроились крепкие молодые люди, судя по виду – студенты. Только вот, в отличие от студентов, каждый из них был одет в кожаный плащ – не плащ даже, а настоящие доспехи, мало уступающие панцергренадерским. На спинах, поверх плащей, висели рамы с закреплёнными на них медными баллонами, утыканными какими-то вентилями и циферблатами. От баллонов коленчатые медные шланги вели к массивным, кожаным, с медью, маскам, которые они держали в руках.
А ещё – люди в плащах не шевелились. Совсем. Ни один из них даже не повернул голову, когда на площадь выкатился, грохоча по брусчатке, дампфваген. Выкатился, лязгнул шатунами – и замер.
– О, шайзе… прошипел Фламберг. – только этого не хватало! Придётся теперь ждать.
– Кто это? – Спросил Алекс, наклонившись к окошку рубки.
– Штурмтрупперы, будь они неладны. Добровольцы, из студентов, подвергнутые ТриЭс-мутации. Видите баллоны на спинах?
«Штурмтрупперы» одинаковым движением натянули маски со шлангами – и Алекс увидел, что что в низ вместо обычных защитных очков встроены массивные гогглы – гораздо больше тех, что были у Фламберга, с непроницаемыми, как у слепых, чёрными окулярами.
– У них вместо стёкол – контактные слизни. – пояснил Фламберг. Через них штурмтрупперы воспринимают окружающее. А тот, кто ими командует, может как бы видеть их глазами.
– А баллоны зачем? – прошептал Алекс. Говорить громко он не решался.
– Там дыхательная смесь на основе мета-газа. Вот, смотрите.
Штурмовики таким же синхронным движением натянули каски – в точности, как у имперских панцергренадер, даже с латунной пикой на макушке, – и одновременно потянулись к правому плечу, над которым торчал вентиль заспинных баллонов. Площадь огласило многоголосое шипение, и Алекс увидел, как из медных патрубков на масках вырываются струйки зеленоватого пара.
– Они что, дышат мета-газом?
– Да. Эта смесь резко ускоряет обмен веществ в организме. Раны у такого бойца заживают практически на глазах, он не чувствует боли, а мышцы способные выдавать втрое большее усилие, чем у нормального человека. Новейшая инрийская разработка.
– А откуда они. – начал, было, Алекс, но, встретив взгляд
Фламберга, осёкся. Ещё один нелепый вопрос: общеизвестно, что университетские инсургенты тесно связаны с инри.
Правда, никто не думал, что настолько тесно.
А штурмтрупперы тем временем по двое подходили к крытому дампфвагену и получали орудие – крупнокалиберные револьверные штуцера со зловещими, в форме ятагана, штыками. На глаз в каждом из штуцеров было не меньше пятидесяти фунтов веса – обычный боец долго такой таскать не сможет. А эти – вскидывают тяжеленные стволы на плечо, навьючивают на пояса гирлянды подсумков и ручных бомб – и занимают места в строю.
Последний штурмтруппер получил оружие и амуницию, прозвучала команда, и строй, печатая с пугающей синхронностью шаг, двинулся прочь с площади. Алекс, провожая их взглядом, считал бойцов – всего вышло сорок. За замыкающими строй полз давешний дампфваген – из верхнего люка торчал человек с нашлёпкой контактного слизня на лбу.
– Командир… – прошипел Фламберг. – Сейчас они уберутся – и вперёд. Чудо, что нас ещё не заметили.
Машинист – всё это время он сидел, не решаясь пошевелиться – толкнул рычаг и грузовоз, попыхивая струйками пара, втиснулся в узкий проезд между двумя высоченными брандмауэрами.
Поворот… ещё поворот. доски кузова проскребли по кирпичу. А вот и ворота – низкие, едва-едва протиснуться гружёному паровику, старательно забитые поперёк толстенными досками.
Алекс постучал кулаком по крыше рубки.
– А ну, любезный, с разгону! И не бойся поцарапать краску – кайзер за всё платит!
Машинист, сделав зверскую физиономию, толкнул рычаг. Из-за передних колёс вырвались струйки пара и тяжёлый дампфваген, набирая скорость, покатил к воротам.
Коляска, скрипнув, отъехала от здания. Постовые привычно взяли карабины н караул; генеральская фуражка поверх сложенного кожаного верха экипажа величественно кивнула в ответ. Томаш длинными прыжками обогнал начальственный выезд. Шагах в десяти впереди кобыльих морд подпрыгнул повыше, кувырнулся в воздухе и хлопнул себя по заднице – презрительный жест уличных разносчиков-пшеков, поди догони! И гигантскими прыжками унёсся вперёд, не забывая, впрочем, оборачиваться – следовало держаться шагах в ста впереди генеральской коляски, и, главное – не забывать размахивать над головой зелёным колпаком, который служил мальчишкам из гильдии пахитосников своего рода форменным отличием. Зачем? А какая разница, если за выполнение этих несложных указаний щедрый пан студент обещал ещё десять марок? Поищи дурака, который откажется от шальных денег!
До угла аллеи, где расположился сводный взвод Ремера, звук взрыва докатился глухо – увяз в переулках, затерялся в липах тенистых бульваров Нового города. Даже стёкла не задребезжали – так, громыхнуло что-то вдалеке, так мало ли что бухает сегодня в городе? Ну, мальчишки взорвали праздничный фейерверк; ну, кто-то из смутьянов запалил под окнами полицейского участка самодельную петарду с чёрным порохом. Безобразие, разумеется – так ведь город бурлит третий день, и можно ожидать ещё и не таких хулиганских выходок…
И лишь когда мимо, снеся полосатый шлагбаум, пронеслась пара караковых жеребцов, волоча на постромках обломки коляски, зауряд-прапорщик встревожился. Команда немедленно была поднята в ружьё. Расчёты заняли место за огнемётами, укрытыми бруствером из цементных мешков; медные, закопченные на дульных срезах трубы уставились в оба конца аллеи, вдоль университетской стену. Пятеро стрелков с карабинами засели за углом дома, фланкируя подходы к брустверу.
По брусчатке раскатился грохот копыт – из засаженной липами перспективы бульвара вылетели трое конных. Вид их не сулил ничего хорошего: лица остервенелые, в руке головного, жандармского ротмистра, судорожно ходил пистолет, у остальных – сабли наголо. Мундир офицера распахнут на груди; рукав разорвал от плеча до самого обшлага. Кепи с латунной жандармской гренадкой поверх перекрещенных сабель, потерялось бог весть где; кони дышат тяжело, храпят, косят на людей недобрыми, в кровавых прожилках, глазами.
– Прапорщик, ко мне, живо!
Не успел Ремер сделать и трёх шагов, как за спиной громыхнуло – да так, что кони присели на зады. Жандарм не удержался, полетел на булыжную мостовую, теряя саблю. Зауряд-прапорщик, получивший под зад пинок взрывной волны, покатился по брусчатке. Комендантские вояки, глазевшие на жандармов, попадали за мешки с цементом.
Сложенная из тёсаного камня стена, отделявшая аллею от территории Университета, вспучилась пыльно-бурым облаком. По всей улице сыпануло весёлым хрустальным звоном – с фасадов домов водопадом сыпались осколки стекла, кое-где уже раздавались женские крики. По брусчатке веером разлетелось каменное крошево; с ближайшей липы ударной волной ободрало листву, и теперь она беспомощно кружила по всей улице. А и из клубящейся пыли пёрло нечто – шипастое, скрежещущее, брызжущее ядовито-пахучим паром из хитиновых сочленений. Инрийский арахнид перебрался через груду щебня, в которую превратилась увитая плющом стена, и пошёл, высоко задирая суставчатые ходули. Там, где у обычных пауков располагались бы жвала, у этой твари торчали конические трубы метателей. Вот, правая шевельнулась и извергла в направлении позиции огнемёта струю грязно-зелёной пены. Недолёт – «плевок» членистоногой гадины растёкся пузырящейся лужей по брусчатке, по ноздрям шибануло кислотной вонью.
