А не отправлять за ней своих приблудышей.
— Охренела, сучка?! — второй мальчишка дернулся вперед, намереваясь вцепиться когтями мне в горло. И зло, глухо зарычал, пойманный поперек груди своим же собратом. — Отпусти, Р-р-раш! Какого хера мы возимся с этой?!
— Не в моих правилах повторять дважды, — деланно вздохнув, я села ровно и скучающим тоном добавила, перелестнув страницу своего легкого чтива на вечер. — Но если что, дверь прямо за вами. Так что… Пошли вон. Для приличного кафе здесь слишком сильно воняет псиной.
Скрыв довольную улыбку за чашкой с кофе, я наслаждалась. Откровенной злобой и нерешительностью, от которой мальчишки топтались на месте, не зная, что делать и как им быть. И меня нисколько не заботило, что это мелочно — отыгрываться на них, что это низко и ни капли не красит мою и без того талантливо испорченную репутацию приличной ведьмы. Но…
Кого это волнует, на самом-то деле?
Жалобный звон колокольчика оповестил нас о том, что волки покинули здание. На целую минуту я испытала чувство острого недовольства, что они сдались так легко и просто. Что для них гнев Альфы это лучше, чем попытаться сломить сопротивление одной наглой упрямой ведьмы. Но эта непозволительная слабость прошла так же внезапно, как и появилась. И я тряхнула головой, прогоняя ненужные сожаления, размышляя о том, с чем лучше провести очередной одинокий вечер: в компании виски или бурбона.
Или и с тем, и с другим и лучше всего одновременно?
Мысль была привлекательной. Увлекшись ею, я упустила тот момент, когда вновь жалобно звякнул колокольчик и все помещение затопил острый, звериный запах. Как мягкие, плавные шаги приблизились, оставляя за собой оглушающую, пораженную тишину. И…
- Детка, ты заставляешь меня ждать, — прикосновение таких знакомых, сильных пальцев к шее выбило из меня дух. Горячее дыхание уже привычно опалило щеки, а дерзкие слова пробирались под кожу, стягивая внутренности в тугой узел предвкушения. — Ты же знаешь, что бывает с непослушными ведьмами, да, солнышко?
— Нет, просветишь? — хрипло выдохнула, задыхаясь от чужого жара, проникающего внутрь, пробирающего до костей. И плевать, что на нас пялится все кафе, плевать, что всего пару минут назад я искренне мечтала умертвить его собственными руками, медленно и мучительно.
Плевать. Пока его пальцы сжимали мою шею, так уверенно и так властно. По-хозяйски. Похер, пока он водил носом по моей скуле, потираясь щекой о ставшую слишком чувствительной кожу. И все, чего мне сейчас хотелось — это развернуться к нему лицом и вцепиться в непривычно молчаливого волка руками и ногами, бесстыдно прижимаясь к нему всем телом. Потому что…
Потому что я скучала, тьма его побери! Скучала по этой гребанной, лохматой псине.
— Маленьким ведьмам не стоит дразнить большого, злого, серого волка, — влажное прикосновение языка к щеке вызвало уже привычную дрожь в теле. Я закрыла глаза, подаваясь на это прикосновение, чувствуя, как от одного его присутствия меня ведет и белье промокло насквозь, неприятно прилипая к телу. — Если они хотят сохранить, хоть каплю приличия…
— А кто сказал… Ох… — я выдохнула, когда его пальцы прошлись по груди в невесомой, дразнящей ласки. — А кто сказал, что я приличная ведьма, волчара?
— Действительно, — коротко хохотнул этот гад и дернул меня за руку, поднимая со стула. Чтобы без особого труда закинуть мое безвольное, совершенно не сопротивляющееся тело к себе на плечо и уверенно направиться в сторону выхода. Одним коротким, злым рыком пресекая на корню все попытки помешать ему или попытаться мне хоть как-то помочь. И если быть совсем уж честной, хотя бы перед самой собой…
Я бы первая убила каждого, кто встал бы у него на пути. Собственноручно.
Глава 6
Он не терпел пререканий. Неподчинения. Сопротивления. Это выбешивало властную, доминантную натуру Альфы и доводило матерого волка до белого каления. Хотелось пригвоздить противника к полу, сжать хрупкую, нежную шею пальцами, сдавить ее до оборванного дыхания и…
Трахнуть. Так, чтобы у нее не осталось ни сил, ни желания сопротивляться. Так, чтобы эта чертова ведьма забыла собственное имя и не могла пошевелиться или сбежать. Так, чтобы она раз и навсегда запомнила о том, что злить и провоцировать его — себе дороже.
— Лицо попроще, волчара. Или передумал? Будешь убивать, а не наказывать, а? — ведьма хрипло рассмеялась, скользнув пальцами по его колену и сжав пальцами бедро. Впиваясь ногтями сквозь плотную ткань джинсов и заводя и без того беснующегося зверя от нуля до состояния звенящей, жгучей ярости.
Пальцы стиснули руль до побелевших костяшек и жалобного треска бедного пластика. Держать себя в руках было сложно, и приходилось то и дело скалить клыки, глухо рыча ругательства себе под нос. Чертова ведьма то ли приворожила его, то ли прокляла, то ли и то и другое одновременно. Но за эти две недели его и без того хреновый характер стал еще хуже, испортившись окончательно. И только прикоснувшись к нагло усмехающейся блондинке Монтгомери ощутил то, чего не чувствовал так давно…
Спокойствие, мать его!
— Детка, — выдохнул сквозь зубы Кайл, выворачивая руль, и съезжая с моста в сторону кварталов с элитным, дорогущим жильем. — Либо заткнись. Либо я трахну тебя прямо посреди дороги. Или тебя заводит публичность?
— Меня заводит мужской орган, слово из двух букв, — Мор холодно хмыкнула и убрала руку, едко бросив в ответ на удивленный взгляд. — Не волнуйся, волчара, у тебя его точно нет. Ум называется. Может быть, слышал, м-м-м?
Кайл отчетливо скрипнул зубами, едва удержавшись от желания съехать на обочину и заткнуть это ядовитый рот самым привычным и приятным для обоих способом. Под кожей бесновалось желание пополам с ненавистью, отключая мозги на постоянной основе и не оставляя ничего, кроме блядских животных инстинктов. Требовавших сделать то, что полагалось каждому нормальному волку — подчинить, сломать, взять упрямую девчонку.
А эта… Ведьма не делала ничего, чтобы облегчить ему жизнь. Бросив на него насмешливый, острый взгляд, она чуть съехала на сиденье вниз, разведя колени шире. Острые ноготки прошлись по плотной ткани юбки, утягивая ее за собой к бедрам, обнажая миллиметр за миллиметром длинные, стройные ноги. Провокационно очертив пальцами край подвязок, она откинула голову назад и зажмурившись, скользнула пальцами глубже, тихо, довольно застонав.
Монтогомери сглотнул вязкую, густую слюну, накопившуюся во рту. И не смог отвести взгляда, наблюдая, как она подняла вторую руку, скользнув изящными, тонкими пальцами по шее. Мягко, легко очертив линию ключиц и помедлив, словно раздумывая над первой пуговицей на собственной блузке. Чтобы снова обжечь его насмешливым, едким, жадным взглядом и рвануть ворот в сторону, обрывая все эти пуговицы к чертям. Беззастенчиво демонстрируя черное кружево дорого белья, совершенно, бесстыдно не скрывавшего ничего. Ни мягкой округлости ее груди, ни светлой, нежной кожи с едва заметными черточками шрамов, которые так и тянула проследить губами, ставя поверх них новые, собственные метки, ни…
