— Ну когда-нибудь — отмахнулась я.
— То есть, когда ему будет шестьдесят лет, он, сидя окруженный внуками, посмотрит на какую-нибудь красотку в бикини, и решит, что возле него могла бы сидеть не Воробьева, а какая-нибудь другая интересная дамочка? А ты ему все карты сбила?
Мы задумчиво посмотрели на Кирилла.
Тот хихикнул и выдал:
— Не постижима женская логика! Но! И мужская, вам, видимо, тоже. Сегодня я тебя с работы провожу.
Я нахмурилась.
— Не боись, солдат ребенка не обидит! — и насвистывая веселую песенку, он удалился в кабинет начальства.
Вечером Кирилл проводил меня до дома, сдав с рук на руки обалдевшему Видинееву. На прощание чмокнул в щечку и пошел в сторону остановки.
Я развела руками в ответ на удивленно поднятые брови Макса.
Через два часа пришло сообщение на телефон. «Спасибо за прекрасный день! Целую!» — гласило послание от Кирилла. И тут меня проняло. Парень решил помочь мне вызвать ревность в своем замороченном друге!
Нет-нет-нет! Мои солдатики внутри взбунтовались. Не хочу этих игрищ, не хочу никакой ревности, не хочу больше никаких недопониманий!
— Что пишут? — кивнул головой Максим на мою руку, сжимающую аппарат.
— Да, ерунду всякую.
Телефон снова пиликнул. «Ты так заразительно смеешься!» — не унывал неугомонный Кирилл.
«Ты — лучше всех!», «Ты самая классная!», «Рядом с тобой все кажется веселее!» — бесперебойно приходили сообщения от парня.
Последнее сообщение Максим прочитал вслух и с выражением.
— И он абсолютно, категорически прав! Рядом с тобой все кажется и веселее, и светлее.
Он обнял меня, а я затаила дыхание.
— И я очень люблю тебя!
Максим улыбнулся и уверенно и нежно поцеловал меня. Внутри все расцвело и в животе что-то запорхало, заиграло, заискрилось.
— И я, — тихо выдохнула в его губы.
Глава двадцать седьмая, в которой все происходит, как в кино
— Алена, вечером мы с тобой идем в кино, — Максим, как всегда, рационален и собран.
— Ура! В кино! В кино! На какой фильм?
— Про любовь, — он весело поиграл бровями и тихо засмеялся, от чего мне снова захотелось подойти и обнять своего любимого.
— Отличное название — «про любовь», — я все же не выдержала и обняла его.
— Я бы даже сказал, очень своевременное, — не остался он в стороне и притянул меня ближе.
Меня снова затопила волна нежности и радостного предвкушения, которое становилось все сильнее, когда рядом со мной, в объятиях моих рук, оказывалась главная добыча — Максим Видинеев собственной персоной.
— Ульянку с Федором приглашать?
— Можем пойти вдвоем. А хотя… — он сощурился, словно Маркиз на солнце, — я приглашу сам. В семь вечера в «Маяк».
— Может быть, нам пора? Ирина скоро стекло протрет, — я захихикала в сторону любопытной коллеги, которая делала вид, что вытирает пыль у окна, но так откровенно льнула к стеклу, что сомнений в слежке совершенно не оставалось.
— Не хочу с тобой расставаться, — Максим отпустил меня, но снова оказался в опасной близости. — Хочу весь день провести с тобой вот так, — он легко поцеловал кончик носа. — И так, — губами коснулся виска. — И так, — невесомо поцеловал в губы, а потом резко развернулся к машине и помахал на прощание рукой Иринке. Та, поняв, что ее раскрыли, пропала за шторой.
— Так. так! Воробьева опаздывает опять! — Ирина оглядела меня с головы до ног.
— Ах, любовь, любовь, — счастливо протянула я, обняв себя за плечи руками.
— Ну что, сегодня в семь? — Неожиданно пробасил кто-то в коридоре. — Забито! Голубой и розовый, я сказал. Ро-зо-вый. Блондинкам только розовый, по-моему, нужен.
Разговаривая по телефону, в кабинет зашел Кирилл.
— А, Воробьева, ты уже здесь. Блондинкам розовый или голубой?
— Ну не знаю. почему именно блондинкам? Любой!
— Любой, да не любой! — он усмехнулся и щелкнул меня по носу.
— Тогда белый, розовый, золотой, — я начала перечислять.
Кирилл нетерпеливо махнул рукой и сбежал к Константиновичу.
— Блондинкам — розовый! — выглянув из-за двери, он сделал жуткую гримасу.
— Ну почему бы и не розовый? — спросила Ирина.
— Ну, может быть, и розовый, — согласилась с непонятным спором я и погрузилась в текучку, включая рабочий телефон, который тут же начал требовать моего внимания и нахождения в трех концах города одновременно.
Ирина улыбнулась и позвонила кому-то.
— Розовый, розовый. Отбой. До вечера!
— Так, Воробьева, поехали срочно. Где там твои супер-шпильки, хватай их и мчим, — выбежал из кабинета Константинович, на ходу опуская руки в рукава пальто.
— Куда? Что? Зачем? Почему?
— По кочану, — очень профессионально и доступно все разъяснил шеф и дал указания Ирине не беспокоить его в течение двух часов.
Путаясь в шифоновом шарфике, который все норовил прилипнуть на ветру к помаде на губах, я догнала Константиныча на парковке.
— Куда? Что? Зачем?
— В салон.
— Оо, вы машину собрались менять? Только я вам тут не советчик. Хотя нет. Предлагаю брать голубую. Почему-то очень мало голубых машин на улицах. Или розовую. Боже, как вам пойдет розовая машинка. Или нет! — я даже подпрыгнула на сиденье, ощутив прилив вдохновения. Шеф испуганно оторвался от дороги и с опаской покосился на меня. — Возьмите машину цвета пудры. Ах, какой красивый это цвет. Если я не путаю название, конечно.
Константинович только улыбался своим мыслям, а когда припарковался у входа в салон красоты, даже немного рассмеялся.
— Прибыли, ценитель прекрасного. Выходи давай.
— Зачем?
Он закатил глаза.
— Сегодня этот вопрос на повестке дня самый актуальный, но самый надоевший, это я тебе говорю честно. Значит так, договоримся. Ты не задаешь мне вопросов, но делаешь так, как я скажу, а взамен я выдам тебе завтра выходной. Честное пионерское. Завтра — выходной.
— Да мне и не нужен мне вых… — начала я, но начальник перебил меня, приложив указательный палец к своим губам. — Тишина и послушание! Тишина и послушание!
— А вдруг вы меня сейчас в рабство продадите? И я даже не смогу спросить в какую страну! — прошептала я, поддавшись моменту.
— Могу сказать одно — работорговцам очень с тобой очень не повезет!
Шеф подмигнул и повел меня в салон красоты.
— Вот и вы, а мы вас все ждем и ждем! — Заулыбались две девушки.
