* * *
Моисей с Джорджией снесли старый дом его прабабушки и построили на том месте большой двухэтажный коттедж с широкой верандой, окольцовывавшей все здание, и боковым входом, чтобы Моисей мог рисовать и вести бизнес, не знакомя своих клиентов с семьей. У этого дома не было ничего общего с той крошечной хижиной с печальным прошлым, которую я впервые увидел восемнадцать месяцев назад, когда мы с Моисеем приехали в город, пытаясь найти ответы и следуя за призраками. За кучей призраков.
Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что я не хочу оставаться в Леване. Моисею же не потребовалось много времени, чтобы понять, что он не уедет. На его месте я бы оттуда слинял. Я бы забрал Джорджию и начал все сначала. Но иногда прошлое притягивает к себе, и Моисей с Джорджией, их история, были в том городе.
Моисей не единственный, кому нужно было поддерживать свой бизнес. Джорджия укрощала и тренировала лошадей и вела иппотерапию – устанавливала связь между животными и детьми или взрослыми, что помогало их телу и духу. Земля, на которой она выросла, граничила с территорией прабабушки Моисея, и, полагаю, в их случае было вполне разумно не покидать это место. Моисей всегда говорил: от себя не убежать. Наверное, мне просто хотелось уберечь друга. Я хотел, чтобы он был в безопасности, счастливым и любимым. Но я боялся, что жители этого маленького ютского городка уже списали его со счетов. Однако что я знаю? Мой друг счастлив, так что я оставил свои опасения при себе.
Лучше дня нельзя себе было и представить. Юта бесстыдно кокетничала с весной, на улице было пятнадцать градусов – поразительно тепло для этой поры года. Я предупредил Моисея с Джорджией о нашем приезде, так что они успели подготовиться. Как только мы приехали, Джорджия повела нас в круглый загон, и Милли с Генри начали гладить Сакетта, коня соловой масти, и Лакки, который был настолько же черным, насколько Джорджия – светлой, и следил за ней взглядом, куда бы она ни пошла. Однажды она сказала мне, что укротила его так же, как и Моисея, хотя ни один из них не осознавал, что их активно приручают.
Моисей по-прежнему чувствовал себя некомфортно среди животных. Он делал большие успехи, но негативную энергию, которой полнилась его жизнь, было трудно обуздать, а животные, в особенности лошади, часто отражали его нервозность. Мы с ним стояли поодаль, облокачиваясь на ограду, и наблюдали, как Джорджия творит магию. Я держал на руках малышку Кэтлин – которую упорно называл Таглин, просто чтобы позлить ее папашу, – и корчил ей рожицы, чтобы вызвать у нее улыбку. Когда она начала широко зевать, Моисей забрал у меня девочку и прижал к своему плечу, после чего она быстро уснула. Мы молча слушали ее мирные вздохи, как вдруг Моисей прищуренно взглянул на меня над ее пушистой головой, поглаживая Кэтлин по спине.
– Выкладывай, Мо, – сказал я, зная, что это неминуемо.
Когда Джорджия пожала руку Милли и любезно поприветствовала ее, то улыбнулась мне так, словно очень хотела подразнить по поводу новой «подружки», но все же сдержалась. Моисей не хотел дразнить. Судя по всему, он хотел ответов.
– Что происходит, чувак?
Моисей никогда не сорил словами. Если хочешь узнать его, то должен постоянно быть бдительным, поскольку много подсказок он не даст. Ты должен прорваться в его личное пространство и не уходить, когда он пытается тебя прогнать. Так я и поступил. Таков мой дар. Толкать, бороться, цепляться, напирать, изнурять. То же самое сделала Джорджия и поплатилась за это. Плата за любовь и преданность Моисея довольно высокая, но Джорджия на нее согласилась. И в ответ Моисей боготворил ее.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурился я.
– Милли не похожа на девушек, с которыми ты… встречаешься. – Моисей закончил предложение куда более мягким словом, чем то, о котором мы оба подумали во время его длинной паузы.
– Это потому, что я с ней… не встречаюсь.
– Да?
– Да. Она моя сотрудница. Подруга. Она веселая, интересная и сильная, и мне это нравится. Генри тоже мне симпатичен. Милли водит его ко мне в зал. Мы с ним немного тренировались. Его отец ушел из семьи, когда он был маленьким, и по мальчику это сильно ударило.
– Снова занялся спасением людей, Таг?
– Я никого не спасаю.
– Фигня. Ты собираешь потерянные случаи, как пожилые белые дамочки собирают кошек. Ты спас меня. Акселя, Кори, даже этого говнюка Моргана, который считает, что делает тебе одолжение, работая в твоем баре. Ты зовешь их «Командой Тага», но на самом деле им больше бы подошло «Команда оборванцев». Ты всех спасаешь. На тебе невидимый плащ супермена. И ты носил его всю свою жизнь.
– Я никогда тебя не спасал.
С остальным я не мог поспорить, хотя никогда не думал об этом в таком ключе.
– Нет, Таг. Еще как спас.
– Мы спасли друг друга.
– Нет, чувак. Я бы дал тебе утонуть. В том и разница между нами. По крайней мере, между тобой и прежним Моисеем. Я бы позволил тебе утонуть, чтобы самому удержаться на плаву. Я был готов на все, чтобы выжить, но ты был не таким. Ты бы умер, чтобы не дать мне пойти на дно. Может, в конечном итоге это помогло нам обоим. Но это ты спас нас, Таг. Не я.
– А как же все те люди, которым ты помогаешь своими картинами?
– Я лишь связной. А вот ты – спаситель. Поэтому ты и борешься так отчаянно – по-другому ты просто не умеешь. Но этой девушке не нужен спаситель. Она хочет любви. Две совершенно разные вещи. Джорджия больше похожа на тебя, поэтому мы и сошлись. Но Милли? Мне кажется, она такая же, как я. Она просто наблюдает. Впитывает все, как губка.
– Наблюдает? – переспросил я, сухо улыбаясь.
– Наблюдает. Для этого не нужно зрение. Могу поспорить, эта девушка уже знает, что ты из себя представляешь, и ты все равно ей нравишься. Она не нуждается в спасении. Я тоже не хотел, чтобы меня спасали, особенно Джорджия. От нее я хотел подчинения.
Взгляд Моисея задержался на жене, катавшей Генри с Милли на лошадях, которых она собственноручно объездила. Ее спина была прямой, голос – уверенным. Она была высокой юной женщиной со стройной, спортивной фигурой и выгоревшими на солнце волосами, которые она собрала в толстую косу до пояса. Слова «подчинение» не было в ее лексиконе. Но затем она подняла голову, и я наблюдал, как ее взгляд прошел мимо меня и остановился на Моисее, державшем их спящую дочку. И тогда я понял, что он имел в виду. Иногда подчинение значит, что нужно отпустить свою гордость, позволить кому-то другому взять бразды правления, доверить кому-то свою любовь и жизнь, даже если они этого не заслуживают. И Джорджия это сделала.
– Хочешь заполучить Милли? В какой-то момент тебе придется снять свой плащ и сдаться, малыш, – голос и взгляд Моисея смягчились. – Подчиниться.
– Кто сказал, что я ее хочу? – возразил я.
– Да ладно тебе, чувак! Ты говоришь с наблюдателем. Я знаю тебя лучше, чем ты сам. Не пытайся втереть мне эту чушь.
– Значит, у меня лучший друг, который видит все, и подруга… – я не мог сказать «девушка», – …подруга, которая не видит ничего.
