– Прости, Генри. Со мной все хорошо.
– Кэп Ансон, Билл Терри, Джони Майз, – пробубнил тот.
– Бейсболисты? – спросил я, узнав пару имен.
– Игроки первой базы, – подсказала Милли.
Ее губы были поджаты, и я видел, что она по-прежнему борется со своим горем. Генри прижался лбом к ее плечу, уводя взгляд от ее заплаканного лица, чтобы она могла взять себя в руки.
– Андре Андерсон, – добавил Генри, и на этом список закончился.
Мне потребовалась минута, чтобы сложить два и два. Бейсбол. Игрок первой базы. Андре Андерсон. Их отец.
– «Новичок года», «Золотая перчатка», «Серебряная бита».
Генри выбрался из объятий Милли и коснулся ее щеки. От того, что приходилось одновременно наблюдать за дорогой и за драмой на заднем сиденье, у меня начинала кружиться голова.
– «Новичок года», «Золотая перчатка», «Серебряная бита», «Паршивый отец», – твердо сказала Милли. – Я плачу не из-за папы, Генри.
– Таг Таггерт, претендент на чемпиона в полутяжелом весе, девятнадцать побед, два поражения, одиннадцать нокаутов, паршивый парень? – спросил Генри.
Мне хотелось рассмеяться и в то же время расплакаться. Но я ничего из этого не сделал, хоть мое горло и сдавило от усилий. Милли хихикнула, но, взглянув в зеркало заднего вида, я увидел, что по ее щекам снова текут слезы. Трагично и забавно.
– Нет, Генри, это не одно и то же. Вовсе нет. Таг не уходил от нас. Дело вообще не в нас. Дело в нем самом.
В этот момент я не мог не восхититься Амелией Андерсон, а людям вообще тяжело меня впечатлить. Людей, которые превзошли мои ожидания, можно посчитать на пальцах одной руки, но Милли только что присоединилась к их числу.
– Но он все равно ушел, – настоял Генри, и я вздрогнул.
Милли ничего не ответила. Я просто ехал дальше.
Глава 19
Моисей
На арене ярко вспыхивал свет и сновали туда-сюда лучи прожекторов. Наши места находились справа от стола комментаторов, слева от ринга. Я точно знал, что с них нам будет виден угол Тага и что он сможет увидеть нас, если удастся завладеть его вниманием. Мне придется продать одно легкое, чтобы компенсировать стоимость билетов, но зато мы попали внутрь. Акселю, Майки и остальным тоже удалось раздобыть билеты, но они сидели где-то в другой части арены, и я их пока не заметил.
Лицо Генри ничего не выражало, пока он лихорадочно смотрел по сторонам, упиваясь музыкой, оживленной энергией в зале, видом знаменитостей, комментаторов, девушек, которые выходили на ринг. Милли сохраняла серьезность и крепко держала брата за руку, пока он вел ее через толпу, но я боялся, что их могут смести в сторону, и взял ее за вторую ладонь. Так мы и шли втроем, как детсадовцы на пешеходном переходе.
Даже мне было не по себе от такого скопления людей, а я мог видеть. Сложно представить, каково было Милли толкаться в гуще толпы в кромешной темноте. Все ее органы чувств работали на пределе, не выдерживая такой нагрузки. Но она все равно сжала мою ладонь и сверкнула улыбкой, пока мы проталкивались к нашим местам. Бой Тага не был главным событием этого мероприятия, но он был последним перед финалом, а перед ним шли еще два боя.
Таг по-прежнему не отвечал на звонки. Более того, при попытке его набрать звучало автоматическое сообщение, что голосовая почта переполнена. Мы сделали все, что было в наших силах, и теперь оставалось только ждать.
По пути в Вегас Милли немного успокоилась, присматривая за Генри и тихо беседуя со мной. Но хоть ее лицо и выглядело осунувшимся и заплаканным, помимо слез от прослушивания одной из кассет Тага, она держала свои эмоции при себе. А вот я злился. Если Тагу не надерут зад во время боя, то я сделаю это после. Злость не давала мне бояться. Я достаточно хорошо себя знал, чтобы это понимать. Чего я не понимал, так это о чем думал Таг. Не понимал, почему он вдруг оборвал все связи и уехал. Однажды я видел документальный фильм о том, как старые коренные американцы покидали свои племена, когда были готовы к смерти. Но Тагу двадцать шесть. И он не коренной американец. Я отказывался верить, что он умирал. В моей груди снова разбухла ярость, и я мысленно сменил тему.
Взгляд Генри был прикован к комментаторскому столику – они интересовали его больше, чем сами бои, – и его интерес пробудил мой собственный. Комментаторы как раз говорили о Таге, и я почувствовал, как напряглась Милли.
«Для зрителей, которые только что присоединились к нам: Таг Таггерт не должен был драться сегодня вечером. Но в последнюю минуту Джордан Джонс отказался участвовать из-за травмы плеча, и тогда член комиссии Клифф Кордова позвонил Тагу Таггерту, определенно восходящей звезде UFC, и спросил, не хочет ли он занять освободившееся место. Всего месяц назад Таггерт одолел Бруно Сантоса техническим нокаутом в пятом раунде, уже второй раз отметая свой статус темной лошадки и побеждая всеобщего фаворита.
А сейчас Давид Таггерт выходит на арену в фирменной одежде «Команды Тага». Но он совершенно один. С ним только два охранника, и все. Ни поддержки, ни тренеров, ни команды как таковой. Вряд ли я когда-нибудь такое видел. Для парня, который так агрессивно продвигал свою торговую марку, это немного странно».
– Таг! Таг! – закричал Генри, подпрыгивая на месте, чтобы привлечь его внимание.
Милли так сильно трясло, что мне пришлось стиснуть зубы, пока она держала меня за руку. Таг заметил Генри, заметил меня, а затем и Милли. Его челюсти сжались, глаза округлились, и он едва не замер, но потом все же опомнился. Он даже шагнул в нашу сторону, и Генри вновь закричал его имя, театрально маша руками. Таг снова посмотрел на меня и показал на Милли, словно говоря: «позаботься о ней». Я мог лишь глазеть на него в ответ.
Один из охранников подтолкнул его вперед, и, подойдя к краю октагона, он снял компрессионную одежду «Команды Тага», разулся, надел каппу на зубы и ждал, когда его вызовут. Больше Таг на нас не смотрел, но мне была знакома эта осанка, этот выпяченный подбородок. Я видел Тага таким бесчисленное количество раз. Пришло время игры, но, увы, это совсем не игра.
– Моисей, что происходит? – спросила Милли, и страх в ее голосе перебил рев зрителей вокруг нас.
Я наклонился к ней – мне не хватало воздуха в легких, чтобы кричать:
– Он сделает это. Он будет бороться.
– Как же меня бесит, что я ничего не вижу.
Лицо Милли побледнело, нижняя губа задрожала. Уже в миллионный раз я поразился ее смелости. Каково было бы жить в вечной тьме, выходить в мир и надеяться, что он тебя увидит, даже если ты не можешь увидеть его? Я видел больше, чем хотел бы, и большую часть своей жизни ненавидел этот дар. Ненавидел то, что видел. Но это лучше, чем не видеть вовсе.
– Он заметил тебя, Милли. Он знает, что мы здесь.
– Как он выглядит?
