Мы лежали в тишине, слушая дыхание друг друга и размышляя. Но мое решение было принято еще в тот момент, как я подчинился. Моисей предупреждал меня об этом, не так ли?
– Все или ничего, Милли? – спросил я, прижав губы к ее виску.
– Все, – ответила она.
– Я тоже так думаю, – прошептал я.
Все или ничего. Таков я. И если я буду бороться, если я останусь, то хочу получать от жизни все до самого победного конца. Я потянулся в карман и достал кольцо.
Глава 24
Моисей
Я встал еще до рассвета. Мне было неспокойно, и настроение у меня было мрачное – даже мрачнее, чем обычно, – поэтому я решил немного порисовать. Но это не избавило меня от покалывания под моей кожей или от узлов в желудке. Когда на улице рассвело, я сделал себе кофе и решил посидеть снаружи, чтобы понаблюдать за рождением нового дня, пока никто не проснулся и не испортил всю атмосферу для созерцания.
– Ты выглядишь так, будто твои мысли весят тысячу килограммов, – сказал Таг сиплым от сна голосом и тихо закрыл дверь на веранду. Затем сел на стул рядом со мной и посмотрел на ленивое рассветное солнце. Таг держал в своих крупных руках чашку с моим кофе и попивал его, словно это райское наслаждение.
– Так-так-так, – протянул я, и мои губы изогнулись в ухмылке.
Я обещал себе, что не стану доставать его из-за того, что он заперся с Милли на целых шестнадцать часов. Но вот он я, лыблюсь во все зубы.
Таг не улыбнулся и не приказал мне заткнуться. Вид у него был усталый, но в целом он выглядел хорошо, как ни странно. Даже довольным. Я никак не мог привыкнуть к его остриженным волосам. Как по мне, такая стрижка больше подходила скинхедам, но на Таге она смотрелась неплохо. Все из-за его чертового подбородка.
– Дерьмово выглядишь, Таг, – соврал я, потому что так мы общались.
– Как и ты, Мо, – по-дружески ответил он.
– Это ты виноват, – повторил я свою фразу из больницы.
Мне тут же стало стыдно и захотелось вернуть свои слова назад. Это действительно его вина. Но он не виноват.
Таг не ответил и снова отпил кофе.
– Ты когда-нибудь думаешь о Монтлейке? – спросил я, сербнув кофе с поверхности. Примерно так же я начинал этот разговор: проверял почву, но глубоко не копал.
– Постоянно, – ответил Таг, снова делая глоток.
– И я. Постоянно. Особенно в последние дни.
Мы сидели как два старика, чье время неминуемо ускользало, но они не спешили с этим бороться. Забавно. Старики знают, что их дни на исходе, но редко спешат их наполнить.
– Это были темные времена, Мо, – тихо сказал Таг.
– Бесспорно. Но нам было нечего терять.
– А теперь мы можем потерять все.
– А теперь мы можем потерять все, – повторил я.
– Мне снилась жена доктора Анделина, – внезапно произнес Таг. Это было так неожиданно, что я отвлекся от изначальной темы беседы.
– Что? – ахнул я.
– Помнишь тот сеанс психотерапии, когда ты увидел ее? – его зеленые глаза сосредоточились на мне. – В день нашей первой встречи?
– А, в тот день, когда ты пытался меня убить? – я попытался рассмеяться, но мне было не до веселья.
Мой смешок прозвучал так, будто кто-то ударил меня в живот, что, как ни странно, подходит ситуации, потому что именно это сделал Таг. Я спросил его о Молли, и он врезал мне в живот, ударил по лицу, а затем толкнул меня на пол. А я был только рад с кем-то подраться.
– Откуда ты узнал? – спросил Таг, глядя мне прямо в глаза. Суматоха вокруг нас слегка приутихла. – Откуда ты узнал о моей сестре?
Санитары подняли нас с пола и позволили сесть, но доктор Анделин потребовал от меня объяснений.
– Моисей, ты не мог бы объяснить Тагу, что ты имел в виду, когда спросил, знает ли кто-то девушку по имени Молли?
– Я не знал, что она его сестра. Да и его не знаю. Но я уже пять месяцев периодически вижу девушку по имени Молли.
Все уставились на меня.
– Видишь ее? В смысле ты встречаешься с Молли? – уточнил доктор Анделин.
– В смысле она мертва, и знаю я об этом потому, что уже пять месяцев ее вижу, – терпеливо повторил я.
Лицо Тага, скривившееся от ярости, выглядело почти комичным.
– Как ты ее видишь? – сухо поинтересовался Ной Анделин, сурово окидывая меня взглядом.
Я спародировал его тон и тоже сурово на него посмотрел.
– Точно так же, как вижу вашу мертвую жену, доктор. Она постоянно показывает мне солнцезащитный козырек в машине, снег и гальку на дне реки. Я не знаю почему, но вы наверняка можете мне объяснить.
Его челюсть отвисла, лицо побледнело.
– О чем ты? – ахнул он.
Я ждал подходящего момента, чтобы использовать эту информацию. Что ж, похоже, он настал. Может, теперь его жена уйдет, и я сосредоточусь на том, чтобы избавиться от Молли раз и навсегда.
– Она повсюду ходит за вами. Вы слишком по ней скучаете, и она волнуется. С ней все хорошо… в отличие от вас. Я знаю, что она ваша жена, потому что она показывает, как вы ждали ее у алтаря. День вашей свадьбы. Рукава вашего пиджака коротковаты.
Я пытался говорить дерзко, чтобы пошатнуть его профессионализм. Копался в его личной жизни, чтобы он не копался у меня в голове. Но его лицо исказилось от такой свирепой скорби, что я помедлил и смягчил тон. Трудно оставаться жестоким, столкнувшись с такой болью. Мне тут же стало стыдно, и я потупил взгляд в ладони. Несколько секунд в комнате царила гробовая тишина. Что ж, под стать ситуации. В конце концов, нас окружали мертвые. А затем доктор Анделин заговорил:
– Моя жена Кора возвращалась домой с работы. Полиция считает, что ее временно ослепило солнце, бликующее от снега. Такое порой случается. Она въехала в ограждение, машина перевернулась и приземлилась крышей в ручей. Она… утонула.
Он рассказывал об этом таким будничным тоном, но его руки дрожали, пока он поглаживал бороду.
В какой-то момент его трагической истории ярость Тага сошла на нет. Он недоуменно переводил взгляд с меня на доктора, всем своим видом выражая сочувствие. Но Кора Анделин не успокаивалась – она будто знала, что я захватил внимание ее мужа, и не хотела терять время зря.
– Арахисовое масло, смягчитель для белья, Гарри Конник-младший, зонтики… – я замолчал, поскольку следующий образ был слишком интимным. Но затем все же продолжил: – Ваша борода. Она любила ее трогать, когда вы…
Нет, я не мог это произнести. Они занимались любовью, но я не хотел видеть жену этого мужчины обнаженной. Не хотел видеть его обнаженным. А я смотрел на него ее глазами.
