Оставив машину на стоянке для персонала, доктор Карлинский и следователь Цой прошли мимо занятой больными беседки к главному корпусу, вошли в здание и поднялись наверх.
– Я тебе буду нужен? – остановившись перед дверью с табличкой «Главный врач», уточнил Виктор.
– Необходим, – твердо ответил Карлинский, протягивая руку к двери.
Но прежде чем успел до нее дотронуться, дверь распахнулась, и прямо на мужчин из кабинета выскочила разъяренная блондинка, которую Карлинский помнил как заместительницу Гальпериной. На перекошенном лице ее застыли обида и злость, в глазах стояли слезы.
– Пардон, – с заготовленной улыбкой произнес Борис, делая шаг в сторону и выпуская даму из кабинета в коридор.
Та пробежала мимо, даже не поздоровавшись. Понимая, что, должно быть, не вовремя, но уже не в силах остановиться, Борис по инерции шагнул в кабинет и произнес:
– Добрый день, Анастасия Львовна!
За эти годы Гальперина почти не изменилась. Только слегка пополнела, впрочем, как и он. С минуту главврач смотрела на посетителя, будто не узнавая, затем шагнула назад, к столу, и раздраженно выдохнула, усаживаясь на рабочее место:
– Вы по какому вопросу?
– Настенька, здравствуй, – интимно повторил Карлинский. И зачем-то добавил: – Я не один, а с представителем прокуратуры.
Гальперина устроилась поудобнее и холодно взглянула на визитеров.
– Здравствуйте. Что вы хотели?
– Настюш, если помнишь, был у вас сторож, старичок такой.
– Платон Сергеевич? Ну был. И что?
– Нам бы поговорить с ним.
– Помер он прошлой осенью. У вас ко мне все?
– Нет, не все. Может, вещички какие после него остались? Нам бы одним глазком взглянуть.
– Ну, Борис, ты наглец! – вспыхнула Гальперина, повышая голос. – После всего, что ты сделал, ты приходишь в этот кабинет и начинаешь что-то требовать!
– Не требовать – просить, – мягко поправил Карлинский.
Проигнорировав замечание, Гальперина взглянула на Вика и холодно осведомилась:
– У представителя прокуратуры есть ордер на проведение следственных действий?
– Ордера нет, – честно признался Вик.
– На нет и суда нет, – отрезала главврач. И, повысив голос, добавила: – Господа, прошу покинуть кабинет и не мешать работать!
Посетители уже собирались уходить, когда дверь открылась, и на пороге появился широко улыбающийся юноша.
– Олежек, подожди меня в коридоре, – увидев сына, выпалила главврач.
Олег Карлинского любил и, когда они общались, все время порывался назвать папой. Карлинский списывал странности парня на подростковый инфантилизм, стараясь не замечать явных проблем с нервной системой.
– Дядя Боря! – улыбаясь еще шире, шагнул Олег к Карлинскому. – Я так рад, что вы с мамой помирились!
Юноша протянул руку Карлинскому, но мать, точно фурия, выскочила из-за стола и вытолкала доктора из кабинета. Следователь Цой вышел сам.
Доктор Карлинский стоял в коридоре, обескураженно озираясь по сторонам и приговаривая:
– Вот ведь лютая баба! Вышвырнула, как котенка!
– И вам перепало? – участливо осведомилась неизвестно откуда возникшая давешняя блондинка.
В ту же секунду распахнулась дверь, и из кабинета выглянула Гальперина, закричав:
– Доктор Васильева, почему посторонние на территории? Развели бардак! Вам что, Алена Дмитриевна, непонятно? Вас еще и квартальной премии лишить?
Заместитель поджала губы и сухо сказала мужчинам, беря обоих под локотки:
– Господа, вы слышали распоряжение руководства? Покиньте территорию больницы!
– Я только хотел… – начал было доктор Карлинский.
– Немедленно!
– Уберите руки, я сам уйду!
Он выдернул локоть из цепких пальцев Васильевой и быстрым шагом направился к лестнице. Следователь Цой поспешил за ним. Приятели сбежали по ступенькам и вышли на улицу.
– Дурдом какой-то! – выдохнул Карлинский и сам усмехнулся неожиданной шутке. Виктор натянуто улыбнулся, занимая место в машине.
Борис плюхнулся за руль, повернул ключ зажигания и что есть сил вдавил в пол педаль газа.
– До метро подброшу, дальше поедешь сам, – прорычал он, не оборачиваясь к приятелю.
Вик покорно кивнул. Он всегда и во всем был согласен с доктором Карлинским.
Архангельск, 1894 год.
Небольшой, груженный под завязку пароход пришвартовался к берегу. На палубе с трудом уместились пожитки малорослых раскосых переселенцев, плоские темные лица которых выражали крайнюю степень безразличия. Сперва с парохода спустили на воду кожаные лодки аборигенов. Апатично, точно во сне, самоеды таскали в лодки нехитрый скарб, сваливая на кожаное дно сети, меховые фрагменты юрты, одежду и домашнюю утварь. После того как погрузили вещи, в лодки одна за одной запрыгнули собаки, и, оставив пароходик дожидаться планирующих вернуться пассажиров, флотилия двинулась вниз по реке.
Александра обосновалась в головной лодке рядом с урядником, плывущим на Новую Землю в качестве представителя власти с целью проконтролировать, как будет проходить расселение самоедов. Ловко пользуясь длинным шестом, лодкой правил кряжистый самоед, немного понимавший по-русски и считавшийся у аборигенов за главного. Урядник по-свойски покрикивал на него, называя Прошкой и грозя всеми карами небесными, если тот и дальше будет так немилосердно дергать лодку. Прошка зорко вглядывался в проплывающие мимо берега, выбирая место для стоянки.
Александра недоумевала – из чего там особенно выбирать? Ведь повсюду одно и то же – унылая заболоченная равнина, покрытая скудным кустарником. Приметив лысую прогалину, Прошка оживился, по-особенному завертев головой в детской шапочке из серой кожи. Оглянулся на следующего за ним соплеменника, что-то крикнул на своем гортанном языке и стал шестом подводить лодку к берегу. За ним потянулись к берегу и остальные лодки.
Выбираясь на твердый сухой грунт, урядник усмехнулся и с восхищением проговорил:
– И как догадался, паршивец, что здесь нет сырости? Вот и пойми их, самоедов. Кое в чем нам у них стоит поучиться.
И, помогая Саше выбраться из лодки и принимая у девушки из рук небольшой ее чемодан, утвердительно заметил:
– Уже поздно, Александра Николаевна. На корабль вернемся завтра. А сегодня переночуем в самой настоящей юрте. Вы же мечтали об этом?
В голосе урядника послышались игривые нотки, и он взглянул на девушку так, что от нехороших предчувствий ее бросило в жар. Когда ставили юрту, фельетонистка старалась держаться в стороне, то и дело ловя на себе похотливые взгляды урядника. Делая вид, что очень занята, она помогала вколачивать в землю длинные сваи и натягивать на получившийся каркас оленьи шкуры. Затем собирала вместе с детьми хворост для очага, на котором все та же старуха, спустив с правого плеча облезлый меховой комбинезон и обнажив худую руку и вислую грудь, принялась варить пахучее варево. Урядник все это время валялся на медвежьих шкурах, сначала на свежем воздухе рядом с возводимой юртой, затем, ближе к ночи, полетела мошка, и он перебрался внутрь.
