– Вы видели? – взволнованно схватил он Чурилина за руку.
– Что именно?
– Какой-то человек. Он что-то делал с машиной.
– Вам показалось. Кому нужна ваша машина? Придумываете себе всякие ужасы и сами в них верите.
– Возможно, что и так. Поехали обедать, господин сыщик. На голодный желудок вы страшный мизантроп.
Обедали в приличном трактире «У друзей», ели расстегаи с бульоном и телячью поджарку под грибным соусом. После трактира Герман отвез подобревшего Чурилина в управление, а сам направился к цирку. По дороге улучил момент, заехал к ювелиру и купил для Конкордии прелестный сапфировый фермуар, которым актриса давно любовалась. Когда он выходил из магазина, Герману снова показалось, что кто-то отпрыгнул от машины. Кинулся было догонять, но злоумышленник был так проворен, что снова ускользнул.
Как и просила Элла, Герман остановил авто не у цирка, а за углом, рядом с цветочным магазином. И, в ожидании гимнастки, от нечего делать рассматривал витрину. Заметив интерес к магазину, мальчик-посыльный вышел на улицу и просительно затянул:
– Господин хороший! Купите цветочки для вашей дамы! И даме приятно, и нам заработок! Пожалуйста! Чего вам стоит!
Малец ныл и ныл, и Герман зашел и купил. Подумал, что Конкордии и в самом деле будет приятно. Он выходил из магазина, и в этот момент из-за угла появилась гимнастка и так искренне обрадовалась цветам, что Герман не стал ее разочаровывать. И, когда, подхватив букет, девушка воскликнула: «Как мило! Это мне?», Герман фон Бекк ответил: «Без всякого сомнения, Элла, вам».
Гимнастка уселась рядом с ним и, склонившись к самому его уху и пощекотав щеку волосами, прошептала:
– Поехали скорее, пока нас Вилли не увидел!
Фон Бекк мягко тронулся с места, и машина, стремительно набирая скорость, понеслась в Бутырки. По дороге Герман рассказывал:
– По сюжету фильмы девушка-гимнастка ночью пробирается в дом. Я бы хотел, чтобы вы, очаровательная Элла, попробовали влезть в окно, а я зафиксирую на пленку и оценю, как вы будете смотреться в кадре. Бывает, что человек сам по себе красивый, а камера его не любит.
– Да-да, я понимаю, – покладисто кивала Элла.
Но когда остановились перед домом Мамонтова, девушка настороженно замолчала. Савва Иванович их уже ждал. Стоило позвонить, как дверь открылась, и хозяин сделал гостеприимный жест.
– Прошу вас, проходите.
Девушка съежилась и застыла на пороге.
– Ну что же вы, милая барышня?
– Вашу гостью, Савва Иванович, зовут Элла Ковалли, – подсказал фон Бекк, расчехляя и готовя аппарат к работе.
– Я не стану заходить, – чуть слышно выдохнула циркачка.
– А что так? – округлил и без того круглые глаза Савва Иванович. – Разве я вас, мадемуазель Ковалли, чем-то обидел?
Гимнастка замялась и неуверенно произнесла:
– Нет, просто… Хотя…
Она решительно шагнула в глубь прихожей, и, помогая даме раздеться, Мамонтов расплывчато заговорил:
– Мадемуазель Ковалли, Герман фон Бекк, как вам, должно быть, известно, снимает фильмы. И вам, я полагаю, отведена в его новой фильме главная роль. Герман Леонидович попросил предоставить для съемок этот дом, очень похожий на тот, о котором говорится в сценариусе. Пойдемте со мной, я покажу вам одну любопытную вещь.
Хозяин поднялся на второй этаж, провел гостей по коридору – при этом фон Бекк крутил ручку кинокамеры – и толкнул дверь кабинета. Камера сумела запечатлеть изумление, отразившееся на лице Эллы Ковалли в тот момент, когда девушка увидела свою вылепленную копию. Мастерски выполненная головка из еще не до конца обсохшей глины возвышалась на постаменте посреди кабинета, и фон Бекк не мог не признать, что Савва Великолепный и в самом деле блестяще владеет искусством художественной лепки.
– Лепил по памяти. Правда, похоже? – горделиво приосанился Мамонтов.
Он улыбнулся, как довольный кот, и сделал шаг в сторону, давая обозреть свое творение со всех сторон. Элла побледнела и тихо проговорила:
– Что это значит?
– Видите ли, мадемуазель Ковалли, – снова взял Мамонтов инициативу в свои руки, – в прошлую пятницу в окно вот этого самого кабинета впорхнула прекрасная незнакомка и похитила из стола принадлежащий мне паспорт. Я спал на диване, но от движения в комнате проснулся и увидел ее лицо. И воспроизвел по памяти.
– Память может вас подвести. Моими афишами заклеены все тумбы этого города.
– Это не все. Спрыгивая в сад, похитительница сломала розовый куст и, должно быть, поранила ногу. Не будете ли вы так любезны пройти на кухню и продемонстрировать лодыжки моей кухарке? Если на них не будет царапин, клянусь, я принесу вам свои самые искренние извинения.
Девушка мрачно взглянула на мужчин и тихо проговорила:
– К чему разыгрывать спектакль? Я и в самом деле была здесь в пятницу и взяла ваш паспорт.
– И что вы с ним сделали?
– Отдала тому, кто об этом попросил.
– Вы назовете его имя?
– И не подумаю.
– Тогда мы отвезем вас в участок, – строго сказал фон Бекк. – И вряд ли вам поможет ваше громкое имя.
Гостья замялась и нехотя прошептала:
– Хорошо, я скажу. Господин фон Бекк, вы с ним знакомы. Меня просил Вилли.
– Кто такой Вилли? – заволновался Мамонтов, оглядываясь на фон Бекка.
– Цирковой. Как и я. Выступает под именем Буффало Билл. По-настоящему его зовут Артем Пузырев.
Савва Иванович вскинул брови, еще больше сделавшись похожим на пожилого филина, и с удивлением спросил:
– Артем Пузырев, или как там его? Попросил, и ради него вы пошли на преступление?
– Да, – просто ответила гимнастка. – Я не смогла бы ему ни в чем отказать. Вы его не знаете. Он страшный человек. Я уже жалею, что назвала его имя. Он меня убьет. Как убивал других. Вы даже представить не можете, как я его боюсь! Вилли следит за каждым моим шагом!
Девушка обернулась к фон Бекку и взглянула на него исполненными ужаса глазами:
– Вилли думает, что я вами увлечена. И он вам этого не простит.
– Голубушка, не нужно преувеличивать опасность, мы вас в обиду не дадим, – оптимистично заметил владелец кинофабрики.
– Откушаете пирожков с вязигой? – радушно предложил хозяин дома.
– Благодарю, я не голодна.
