– Да что тут говорить? Я понял, Борь, – чуть слышно ответил Игорек.
– Так ты едешь со мной в Стокгольм?
– Пожалуй, откажусь. Ты меня тоже пойми, от добра добра не ищут. Лада ребенка ждет, я возглавляю престижный институт, зачем мне перемены?
– И все-таки что ни говори, Залесский, я высококлассный специалист в своей области. Я знал, что ты так ответишь, и потому подстраховался. Как руки? Еще не начали неметь? Нет, нет, положи смартфон, смартфон тебе не нужен.
– Ну и сволочь ты, Карлинский! – пронзительно завизжал Игорек. – Лада предупреждала, а я ей не верил!
– Лада – хороший психиатр, гораздо лучше тебя. – В голосе Карлинского послышалась усмешка. – Поэтому российская наука ничего не потеряет, если ты вдруг скоропостижно скончаешься от острой сердечной недостаточности.
– Вера Донатовна! – громко крикнул Игорек.
– Ветровой нет, она на кулинарном конкурсе.
– Думаешь, тебе это сойдет с рук? Считаешь, никто ни о чем не догадается? Как ты объяснишь наличие трупа в своей квартире?
– Я обязательно вызову «Скорую», только чуть позже. А то вдруг примчатся и спасут? Врачи констатируют твою смерть, и никого это не удивит. Ты много работал, на тебе институт, ты публиковал статьи, а еще писал докторскую. Надорвался и умер во цвете лет…
– Ты сумасшедший и возомнил себя богом.
– А я и есть бог. Я взял Витю Цоя за руку и провел из тьмы к свету – ничем не примечательный следователь прокуратуры стал национальным героем. Теперь его прославит интернет и воспоют потомки. А как я этого достиг? Я создал иллюзию, что без Цоя Соня погибнет. И заставил всех в это поверить. Думаешь, легко было устроить встречу Сони и Паши Петрова? Я пас Петрова, как охотник выслеживает дичь. Отслеживал пути перемещения, привычки, контакты. А чтобы изучить круг общения, даже стащил у него смартфон. Познакомился с Ильей Саркисяном и убедил не слишком умного парня, что Люся Громова не сегодня-завтра заберет малышку и вернется к бывшему мужу. Думаешь, легко было так запугать здорового вменяемого мужика, чтобы он пошел на двойное убийство? Итак, я создал ситуацию, в результате которой Виктор пожертвовал жизнью на глазах у Сони. И вот на свет родился гений. Вновь появившийся Стас – производное от Виктора и Сони. Ее зацикленность на кинематографе и его ощущение себя персонажем комикса не могли не породить новую личность. Виктор и Соня соединились в Стасе. А создал его я. Скажи мне, Игорек, кто я, если не бог?
Я отложил карандаш и потянулся, разминая затекшую спину. Голоса за стеной походили на жужжание. Жужжание ос. Взял со стола коробок, чиркнул спичкой и стал смотреть, как она горит. Я очень люблю смотреть на огонь. Чем больше огонь, тем сильнее удовольствие. С необычайной ясностью я вдруг осознал, что там, за стеной, – не люди. Осы. Опасные, злые насекомые. И ос нужно уничтожать.
Я вышел из комнаты и двинулся на улицу. Захлопнул входную дверь и повернул снаружи в замке ключ. Обошел странный одноэтажный дом, который и знал, и не знал. Запер дверь черного хода, подперев для надежности черенком лопаты. Там, в доме, осиное гнездо, и очистить строение можно только огнем. Ни одно из насекомых не должно спастись. Я потряс коробок, проверяя, есть ли спички. Гремело хорошо, убедительно. Когда обходил дом, у мангала подобрал бутылку с жидкостью для розжига. Подошел к крыльцу, надавил на пластиковые бока и, обильно полив дверь, чиркнул спичкой. И некоторое время смотрел, как огонь пожирает сухую древесину. Но вот пламя лизнуло пальцы, по обожженной руке пробежала дрожь, и, ощутив острую боль, я отшвырнул догоревшую спичку на мокрую дверь. Соприкоснувшись с горючим, умирающий огонек вспыхнул с невиданной силой, охватив дверной косяк и большую часть стены.
Должно быть, он был деревянный, этот странный одноэтажный дом в запущенном саду. Потому что горел он так, что любо-дорого. Я стоял и смотрел, как черной тенью мечутся за решетчатыми окнами обитающие в осином гнезде тучи насекомых. Ломятся в дверь, пытаясь выбраться. Пробуют разбить оконное стекло. У ос нет шансов. Я стою здесь с лопатой для того, чтобы стукнуть любого, кто выскочит наружу, и не выпустить ни одной ядовитой осы, кем бы она ни обернулась.
