Лена врет! Она всегда врала ему, утверждая, что ее бабка всю жизнь была домашней хозяйкой и занималась воспитанием детей, а потом внуков. Это ложь! Она…
Она самый главный на земле Прокурор! Инквизитор! От ее глаз нельзя укрыться. Уводя взгляд в сторону, невозможно было спрятать свои мысли. Она считывала все с коры головного мозга, который сейчас крошила на куски.
– И? – решился он на короткую вставку.
– Что «и»? – ее глаза сделались чуть крупнее из-за удивления, вызванного его неожиданным вопросом.
Ему следовало молчать. Он не должен был, а посмел!
– Я все понял про мезальянс и честь, оказанную мне. И? Что дальше?
Железный Дровосек растерялась, ее сухонькие ручки, напоминающие ему сухие сучья умершего дерева, вцепились в край толстого шерстяного пледа. Голова упала на грудь, глаза закрылись.
Умерла?! В грудь ударило ледяной волной. Вдруг и правда умерла?! При нем! Этого еще только не хватало! Его сочтут виновным в ее «преждевременной» смерти и сошлют на галеры.
– Эй, Степанида Сергеевна?
Он сделал три шага – именно столько понадобилось, чтобы дотянуться до ее худенького плеча, наклонился, слегка толкнул.
– Что с вами? Все в порядке?
У него страшно пересохло во рту. Он слышал шуршание шерстяных пледов, трение шелка мягких подушек, но не улавливал ее дыхания.
Чертова старуха! Она специально вызвала его сюда, зная, что помрет! Она сделала это умышленно, чтобы еще раз доказать всей семье, принявшей его с достойным уважением, что он никто, он ничтожество и способен на многие подлости.
– Степанида Сергеевна! – рявкнул он в самое ее ухо и заорал командным голосом: – Не спать!
Она дернулась, откидывая голову на подушки, испуганно заморгала и, увидев его, презрительно фыркнула, сразу принявшись тыкать:
– Я и не сплю, идиот! Отойди на три метра. Живо!
Он послушно отступил и сложил руки за спиной, чтобы она не видела, как он нервно перебирает пальцами.
– Я не идиот, Степанида Сергеевна, и вам об этом известно. Я работаю…
– Знаю! – перебила она. – Знаю, что ты работаешь в жандармерии.
– В полиции, – мягко поправил он.
– Все одно, – ее рука вяло махнула в его сторону. – Жандармерия, полиция – по мне одно и то же. Толк от твоей работы какой?
Стальная старуха сделала попытку приподняться в кресле, но не вышло. Он решил, что не станет ей помогать, лучше будет держаться на расстоянии.
Степанида Сергеевна поняла, что помощи от него она не дождется, покосилась зло в его сторону и затихла на пару минут. Глаз на этот раз она не закрыла, смотрела куда-то сквозь панорамное стекло – через дорогу, понял Дима, проследив за направлением ее взгляда.
– Толк от твоей работы какой, жандарм? – снова зазвенел сталью голос старухи. – Что призван ты делать в своей жандармерии?
Дима стиснул зубы, досчитал до десяти и с легкой улыбкой ответил:
– Сотрудники полиции призваны стоять на страже закона.
– То есть ты защитник, я правильно поняла?
Ее бесцветные вялые губы расползлись в стороны. Старуха улыбалась? Он передернулся – более отвратительной улыбки в жизни не видел. Так, наверное, улыбался сам Сатана.
Но, несмотря на отвращение, он должен был ответить.
– Да. Я защитник. Именно по этой причине ваша Лена…
– Ах, оставь Ленку в покое, – старуха беспечно фыркнула. – Она сама может за себя постоять, думаю, ты давно это понял. Может, потому и рядом. Пользуешься ее силой.
– Извините, Степанида Сергеевна, мне пора.
Дима на трясущихся ногах двинулся к лестнице с террасы. Если он еще минуту, еще секунду останется рядом со старухой, он точно ее придушит. Она распотрошила его мозг, теперь принялась за душу.
Исчадие ада! Самое настоящее исчадие, питающееся душами таких, как он, – вежливых людей.
Прочь! Прочь из ее обители, где толстыми зелеными змеями вьются корни тропических лиан. Пальмы, плющи, орхидеи, может, кому-то это кажется красивым, он же здесь задыхался.
– Постой, Дмитрий, – вдруг окликнула она его вполне человеческим голосом. – Не уходи.
«Что-то еще забыли? Еще одну колючку оставили про запас, чтобы вонзить ее в меня?» – он отчетливо скрипнул зубами.
– Извините, Степанида Сергеевна, мне действительно пора. При всем уважении ваши забавы очень утомительны для моей нервной системы.
И он шагнул к первой ступеньке.
– Если ты не вмешаешься, они ее убьют, – тихим, будничным голосом произнесла старуха. – И я заставлю Ленку написать на тебя жалобу, как на самого хренового жандарма во всей стране, который знал и не предотвратил.
– Что не предотвратил, Степанида Сергеевна?
У него под черепом вдруг сделалось горячо-горячо. Лестничный пролет поплыл перед глазами, как корабельный трап в жестокий шторм.
Не надо! Не надо реагировать на ее провокации! Она нарочно это делает, чтобы позлить, заставить его выйти из себя и показать окружающим, что она не ошиблась, когда уговаривала Лену не выходить за него замуж. Он не такой хороший человек, каким хочет казаться. Он не достоин Лены.
Он все равно вернулся, встал в метре от кресла и холодно глянул старухе в лицо. Пусть знает, что он ее не боится и на ее мнение ему плевать. Он просто старается быть вежливым.
Просто старается быть вежливым, мать ее!
– Говорите, – потребовал, а не попросил Дима.
Его непривычное, лишенное подобострастия поведение ее озадачило – он это видел. Но как ни странно, она не взбесилась, и ее беззубая улыбка даже показалась ему вполне нормальной.
– Думала, уж никогда не услышу твоего нормального голоса, коп, – пробормотала она негромко. – Все время сюсюкаешь, как барышня. Они-то понятно…
Ее голова, искусно повязанная ярким оранжевым шарфом, еле повернулась в сторону лестницы.
– Они-то все, понятно, чего лебезят передо мной.
– И чего же? – ему вдруг стало интересно.
– Боятся, наследства лишу, – ее глазки-бусинки впились в него, странная ухмылка не сходила со старческого лица. – А ты-то чего лебезил все это время? Ленка велела?
И он повторил то, о чем думал минуту назад:
– Я просто старался быть вежливым, Степанида Сергеевна.
– Ты старался, а меня от тебя тошнило, – проворчала она. – Ладно… Не об этом сейчас речь. Подойди к окну.
Он не сдвинулся с места, с вызовом посматривая на старуху. Она несколько раз со свистом вздохнула и нехотя проскрипела:
– Пожалуйста.
Он подошел к окну.
– Что ты видишь, Дмитрий?
