Проводив важного посетителя в гостиную, Седой помчался в столовую.
— Ну, что там? — спросил Мастер, неторопливо вставая из-за общего стола и промокая губы салфеткой.
В отличие от настоятеля, типичного южанина, Мастер был коренаст и круглолиц. Как и его предки-кочевники из Тмерла-хен, он брился наголо и смотрел на мир непроницаемо-черными раскосыми глазами. Как всякий мастер теней, при движении он сам казался текучей, размытой тенью, а стоило отвести взгляд — и его лицо стиралось из памяти, так что невозможно было сказать: высок он или низок, стар или молод.
Ученики Мастера тоже встали, коротко поклонились домоправительнице и сделали вид, что им вовсе не любопытно. Разумеется, никому из них в голову не пришло о чем-то спрашивать. С дисциплиной в этом доме всегда было хорошо.
За одним исключением, и что-то Седому подсказывало, что настоятель явился именно по этой причине.
— К вам Риллах Черный, Мастер, — поклонился он.
Любой нормальный человек проявил бы хоть какие-то чувства, но не Мастер Ткач. Он лишь едва заметно кивнул, показывая, что услышал. И обернулся к своей домоправительнице — фигуристой, на голову его выше девке.
— Благодарю, Фаина. Все было очень вкусно. — Лицо Мастера осветилось скупой улыбкой, которой почти никогда не доставалось его ученикам.
— Подать вам чаю с бушами, Мастер, или, может быть, шамьет? — как всегда, залебезила перед хозяином девка.
— Не стоит, — ответил Мастер и направился из столовой в гостиную.
— Мама, бу! Бу! — Мелкое отродье, во время завтрака молча вертевшееся под ногами домоправительницы, настойчиво потянуло ее за юбку. — Оли хотя бу!
Седой позволил себе едва-едва улыбнуться. Так, чтобы Мастер не видел. Возможно, для Фаины бы это сошло за улыбку умиления, но на самом деле Седой очень надеялся, что сегодня же и так называемая домоправительница, и ее орущее слюнявое отродье исчезнут. И все снова пойдет так, как должно идти. Си-алью не допустит, чтобы Мастер Ткач дальше нарушал закон Хисса.
И, разумеется, последовал за Мастером — исключительно чтобы быть рядом, если тому что-то понадобится, а вовсе не за тем, чтобы подслушать его разговор с настоятелем. Впрочем, Седой в любом случае ровным счетом ничего не услышал, даром что ожидал возможных приказаний у щели между дверью и косяком.
Там же и тогда же. Диего бие Морелле, Мастер Ткач.
Улыбки своего старшего ученика Диего не видел, но ему это и не требовалось. Он и так знал, о чем думает Седой Барсук, всего полгода назад получивший ножницы и возомнивший себя взрослым, умным и опытным мастером теней.
Что ж, он сам сейчас думал примерно о том же. А именно — каким образом изменится его жизнь и жизнь его семьи с приходом Риллаха Черного. Что она изменится, Диего не сомневался ни на мгновение.
Хотя бы потому, что после единственного на его памяти визита Риллаха Черного в этот дом он сам стал главой столичной гильдии. Рано, очень рано. Ему тогда едва перевалило за тридцать, и он достаточно повзрослел, чтобы понимать: он слишком молод и неопытен для такой ответственности. Да и следующим Мастером Ткачом должен был стать не он, а Махшур — как самый старший и опытный в гильдии после наставника.
Однако Хиссу оказалось виднее.
О чем одиннадцать лет назад говорили наставник и Риллах Черный, Диего не знал. Подслушать не удалось — Хисс умеет хранить свои тайны. Не знал, но догадывался. Потому что на следующий день после визита си-алью наставник вызвал стряпчего и подписал дарственную на дом и все имущество на имя Диего бие Морелле, своего приемного сына. А потом, вручив Диего черную повязку с рунами и потрепанный том Хроник Мертвой Войны, похлопал его по плечу и сказал:
— Слушай Хисса сердцем. Только Хисса и никого больше.
А на рассвете ушел в неизвестность, не взяв с собой ничего, даже именных клинков, которые так и остались висеть на стене в тренировочном зале. Словно он мог в любой момент за ними вернуться.
И вот сегодня Риллах Черный вновь пришел в дом на улице Серебряного Ландыша.
— Приветствую. — Диего поклонился, едва войдя в гостиную.
— Приветствую, Мастер, — улыбнулся ему Риллах Черный из кресла у окна.
Чуть позади него стоял Безликий в надвинутом на глаза капюшоне и с большим свертком в руках.
— Чем обязан высокой чести?
Риллах Черный кивком указал Диего на второе кресло и знаком велел Безликому передать ему сверток. Лишь когда служка вышел, плотно прикрыв дверь, Риллах заговорил.
— Законы гильдии строги, друг мой. Строги и мудры. Но только один закон непреложен и один договор вечен. И мудр тот, кто понимает это.
Риллах замолчал и принялся разматывать слои ткани.
Диего наблюдал, гадая, что за неприятность приготовил Риллах. Но то, что показалось из-под невзрачной серой тряпки, заставило его усомниться в собственном здравом рассудке.
— Посмотри на этого мальчика, Диего. Я не скажу, что видел вещий сон или сам Хисс явился и повелел. За такими разговорами иди в другой храм. Это просто ребенок. И что из него получится, зависит от тебя. Хочешь — оставь себе, хочешь — продай, хочешь — скорми собакам.
— Зачем он мне?
— Понятия не имею. Сегодня утром я нашел его на ступенях Темного храма. Думаешь, это случайность?
— Вам виднее.
— Раз мне виднее, то забирай, не отдавать же подаренного Темному в приют Светлой. А в храме малышам не место.
— И вам не важно, что с ним будет?
— Я же сказал. Он принадлежал храму, а теперь тебе. Лично тебе, Мастер Ткач.
— Благодарю, ваше темнейшество. Но… — Диего бие Морелле, пожалуй, впервые в жизни растерялся.
— И не забудь пожертвовать храму двадцать империалов.
— За ребенка?
— За двух детей, — задумчиво улыбнулся Риллах Черный и погладил светловолосого малыша по пухлой щечке.
Диего согласно склонил голову. Он еще не до конца верил своей удаче, но уже точно знал: когда-нибудь ему придется дорого за нее заплатить. Намного дороже, чем какие-то двадцать империалов.
Предмет разговора по-прежнему тихо посапывал, сунув кулачок в рот. Малыша не волновала ни Тьма, ни Свет, ни решение его судьбы. Когда Диего взял мальчика из рук настоятеля, он на мгновенье приоткрыл синие бессмысленные глаза, вынул кулачок изо рта, что-то пролепетал, улыбнулся и тут же уснул снова. Легкий запах гоблиновой травки объяснял причины столь необычной для годовалого малыша сонливости и покладистости.
Настоятель ушел, а Диего все сидел, разглядывая нежданное приобретение. Предложение продать малыша или скормить собакам в свете выложенной на нужды храма суммы звучало не слишком заманчиво. А вот слова о договоре и двух детях позволяли надеяться, что Хиссу зачем-то нужен Мастер Ткач, слушающий сердце, а не Канон Полуночи.
