— Ух ты, ржавая подкова! — Бален дернула Шу за рукав, привлекая внимание к странной лавке.
Написано было — «Оружейный мастер Иргвин», но в витрине в самом деле лежали ржавая подкова, нож для чистки копыт и дырявый молочный бидон. Но самым странным было не это, а вороненок, сидящий на этом бидоне. Вроде бы самый обычный, едва вставший на крыло птенец. За исключением того, что от него явственно тянуло золотой силой, одно крыло было аккуратно перевязано, а на шее красовалась тесемка с полудесятком самоцветных бусин.
— Цып-цып, — позвала Шу прямо через витринное стекло.
Вороненок глянул на нее черным глазом-бусинкой и каркнул. Следы золотой магии стали заметнее, правда, Шу так и не смогла понять, что же светлый шер делал с птенцом. Вряд ли лечил, тогда бы крыло не надо было перевязывать.
— Может, зайдем? — спросила Белочка. — Интересно же, почему у оружейника — и подкова.
На звон колокольчика вышел гном, на вид — родной брат дру Бродерика. Такой же рыжий, одетый в попугайские цвета и с драгоценными бусинами в бороде.
— Светлого дня, дру, — поклонилась Шу. — У вас интересный ворон.
Гном усмехнулся и приосанился.
— Настоящий ирийский ворон! Алмаз, иди-ка сюда!
Вороненок каркнул и перепрыгнул с молочного бидона гному на руку.
— Ирийский ворон? — переспросила Белочка. — Никогда о таких не слышала.
Они с Шу переглянулись: нет же никаких ирийских воронов! Ирийские лошади — есть, феи и русалки — есть, а вороны в ирийских лесах водятся самые обычные. Черные. Каркающие.
Однако гном поведал юным бие, что ему подарил этого редкого и очень дорогого ворона один весьма, весьма уважаемый человек. Вороненок пока маленький, поэтому говорит совсем мало, но кое-что уже умеет.
— Поздоровайся, Алмаз.
— Здра! — каркнул птенец и гордо покосился на Шу.
— Ого, в самом деле говорящий!
— Кр-расава! Ар-рмаз кр-расава!
— И скромник, — усмехнулся гном.
— Кр-расава! — не согласился вороненок.
— А что у Алмаза с крылом? Можно глянуть? — протянула к нему руку Бален.
— Кра! — пожаловался вороненок, перепрыгивая к ней на руку.
— Ну надо же, а ты ему нравишься, малыш, — удивился гном. — Ни к кому, кроме Себа, не идет, а к тебе пошел.
— Потому что чует родную кровь, — с важным видом кивнула Бален, уже напитывающая воронье крыло потоками силы. — У меня прадед из мисле-ире. Кстати, шину уже можно снимать. Крыло здорово.
— Ты что, целитель, малыш?
— Да нет, что вы, дру. Я так, чуть-чуть совсем.
Гном недоверчиво покачал головой и взял в руки вороненка.
— Ну что, Алмаз, поверим мальчишке, снимем повязку?
— Кра! — согласился птенец. — Кра-красава!
— Дайте мне, дру, — попросила Бален. — Я умею, честно! Он такой замечательный. Красава Алмаз!
— Сахар-рок! Сахар-рок! — требовал вороненок, пока Шу держала вороненка, а Бален снимала повязку.
Кстати, мастерски наложенную и тоже со следами золотой силы. Вот странный шер! Подарил вороненку разум и способность говорить, но почему-то не вылечил. А ведь лечить — намного проще. Ну то есть Шу-то в принципе все равно, у нее и стул заговорит, если ей очень захочется, но теоретически…
— А что за Себ такой, дру?
— Да так, шастает тут один паренек, на дудочке играет.
— Менестрель?
— Вроде того. — Гном явно не желал обсуждать неведомого светлого шера. — А вы, молодые люди, зашли вороненка посмотреть или по делу?
— По делу. Вы же мастер оружейник, а нам бы…
— Метательные ножи бы нам, дру.
Гном хмыкнул и почесал бороду, сложив пальцы каким-то хитрым образом. Бален тут же потерла кончик носа, тоже изобразив нечто странное и неудобное пальцами. На что гном еще раз хмыкнул, уже куда более доброжелательно, и предложил юным подмастерьям самим попробовать вот эти прекрасные клинки.
Клинки чудесным образом появились из массивного, расписанного охранными рунами шкафа. И оказались в самом деле прекрасными. Так что из лавки дру гнома Шу с Бален ушли с двумя парами метательных ножей и одной изумительно красивой дагой. Дагу Шу взяла лишь потому, что от нее тоже пахло золотой магией. Совсем слабо, но так притягательно!
Кошель, правда, похудел на шестнадцать империалов, но ведь вряд ли ткачи запросят за артефакты больше тридцати? Да и вообще их бы сначала найти, этих ткачей.
Честно говоря, Шу немного сомневалась, что Хисс примет заказ после того, как она убила его Руку. Так что она, сворачивая в ближайший от оружейной лавки переулок, внимательно прислушивалась к слабым природным потокам, фоном пронизывающим весь город. Столица большая, вдруг им просто попадется темный артефакт? Ну, не то чтобы прямо под этой старой телегой, брошенной посреди переулка, среди красных кленовых листьев…
— Начало лета, откуда красные листья? И здесь нет кленов! — осознав странность, замерла на месте Шу.
— Похоже, мы пришли, — почему-то шепотом сказала Бален.
Только тут Шу подняла взгляд на ближайший дом. Серый. Пыльный. Явно ненастоящий. Ненастоящим был не только этот дом, весь переулок походил на старые балаганные декорации. Даже небо над ее головой выглядело каким-то серым, выцветшим и низким, не выше ближайшей крыши. Шу была уверена — ни одна дверь не откроется, а если ткнуть в ближайшую стену дагой, она проломится и откроет лаз…
Она вздрогнула, представив лаз прямиком в Ургаш. Нет уж. Обойдемся без экспериментов. Она — не дру Бродерик, вот он бы точно ткнул и взял образцы… Шу не знала, образцы чего можно взять в Бездне, но дру Бродерик бы точно нашел. И его выпроводили бы оттуда с поклонами и подарками, а выпроводив, устроили бы всебездный праздник.
— Мне тут не нравится, — шепнула Бален еще тише.
Скрип вывески показался Шу громким, словно крик морского льва посреди ночи. Но совершенно не страшным. Наоборот, напряжение отпустило.
— Нам туда, — кивнула она на дверь под жестяными портняжными ножницами.
Внутри лавки было намного темнее, чем на улице. Колбы с фонарными жуками едва освещали какие-то тюки, рулоны, ящики и бочки. Настоящие. И однорукого полуседого пирата, что-то подсчитывающего в лежащем на конторке гроссбухе.
Поначалу, когда Шу с Бален только вошли, пират лишь скользнул по ним пустым взглядом и вернулся к подсчетам. Но через мгновение — вздрогнул, вскочил, шагнул навстречу и низко поклонился, осенив себя большим треугольником.
— Рад приветствовать вас, — с неподдельным почтением сказал пират, выпрямляясь. — Проходите, Мастер ожидает вас.
Смотрел он при этом исключительно на Шуалейду, причем так, словно всю жизнь ее ждал. То есть с восторгом, трепетом и страхом.
