— Редкая трусость. У вас, — парировал Седой. — Как и следовало ожидать, мы опоздали. Мальчишка успел договориться с Хиссом. Если мы протянем еще немного, о Суарде можете забыть.
— Чушь. Договора без испытания не бывает.
— Расскажите это Хиссу.
Несколько мгновений собеседники молча глядели друг другу в глаза. Первым прервал молчание Седой:
— Убивать Шороха я не буду. И вам не дам.
— Редкая трусость.
— Платить за ваши амбиции жизнью я не обещал.
— За свои амбиции. — Человек за зеркалом сделал паузу. — Что вы предлагаете?
— Я уже послал письмо Мастеру Вальдосу. Через три дня он будет здесь. Вам тоже придется приехать.
— Вы собираетесь?..
— Это вы собираетесь, — прервал его Седой. — Я делаю.
Не прощаясь, он повернулся спиной к зеркалу и покинул кабинет, а затем и дом: маг оставил дверь открытой и не вышел его проводить.
«Следующий раз я заплачу тебе жизнью торговца ках-бришем из Рыбного Затона, — подумал Седой. — Все равно он зарвался, и старшина Родригес не сегодня-завтра об этом узнает. Немного поторопим события, от Хисса не убудет. А твои рыбаки выкурят чуть меньше травки — от Хисса все равно не убудет».
3-й день Каштана. Суард. Хосе бие Морелле, Волчок.
С разговора за клееварней прошли всего сутки, а Волчку казалось — неделя. Угорь всерьез взялся за муштру. Он не заставлял Волчка ни отжиматься на пальцах, ни защищаться с завязанными глазами. Всего лишь драться в паре с ним, сначала против Ласки, а потом против самого Седого. К вечеру Волчок не мог пошевелиться от боли и усталости, а наутро все началось сначала: вместо того чтобы шататься по городу, смотреть цирк и щипать ошалевших от праздничной свободы горожанок, Волчку пришлось драться. В паре с Угрем, в паре с Лаской, против пары и втроем против Седого.
— Защищай фланг! Не закрывайся им, защищай! Держи на расстоянии, отвлекай!
Каждая ошибка сопровождалась болезненным ударом. К полудню у него рябило в глазах, взрывалась болью при каждом движении спина, а при мысли о еде выворачивало наизнанку.
— Хватит с него, — сквозь рой гудящих мошек пробился далекий голос Седого. — Заберите у него дубину, разотрите и накормите.
Волчок еле разжал сведенные пальцы, выпуская тренировочный меч. Стараясь не стонать при каждом движении, доплелся до задней двери дома Седого, уже не обращая внимания на грозное рычание бойцовых псов в вольерах и вонь.
Пока Ласка растирал, Волчку казалось, что он спит: все вокруг плыло, качалось и то гудело, то погружалось в тишину. За обедом стало чуть лучше, комната перестала кружиться, а лица расплываться.
— Ну что, живой? — усмехнулся Ласка, забирая у него кружку из-под чая. — Передохнул, пора заняться делом.
Волчок вздрогнул: избитые, растянутые и перегруженные мышцы на одну мысль о тренировках отреагировали вспышкой боли.
— А ты что думал, — растирая локоть, поморщился Угорь. — Переучиваться куда сложнее, чем учиться заново. Ничего, сработаемся.
— Слышал, к кому Мастер отправляет учиться белобрысого? — перешел к делу Ласка. — Как раз сегодня. Сходи разведай, что и как. Может, пригодится.
— А тренировка? — заикнулся было Волчок, памятуя приказ Седого: ежедневно по восемь часов.
— Хватит с тебя пока. Толку-то от калеки.
Калека не калека, а добраться до площади Единорога и полюбоваться на радостно хохочущих Шороха и Стрижа Волчок сумел. И подглядеть в окно тоже. От идиллической картины в доме Клайво его чуть не стошнило. И тут же захотелось убить если не соперников, то хоть тощую уродину или старого альфонса со скрипочкой.
«Спалить к шисовой матери, — глядя на сверкающие блямбы на дверях лавки и дурацкие решетки, не способные остановить и хромого слепца, думал Волчок. — Никому из нас Мастер не предложил такого лакомого куска. Менестрели, багдыр'ца. Высший свет!»
Так, обдумывая развлечение, Волчок проводил братцев до улицы Оружейников. Заглянуть к дру Ульриху и узнать, о чем разговор, он уже не смог: на охранные руны гном не поскупился. Дожидаться братьев тоже не стал — шис знает, может, они и там чаи распивают. Достанет и того, что он уже узнал.
К дому Седого Волчок вернулся задолго до заката, разбитым, голодным и злым. Тихо прошел на задний двор и остановился, глядя, как Седой гоняет Угря и Ласку. Казалось, все трое ничуть не устали: Волчок едва мог уследить за блеском парных клинков в руках подмастерьев. А Седой… Безоружный, мастер скользил размытой тенью, раздавал обоим пинки и насмешливо комментировал промахи.
— Убиты. Оба. Не чувствуете друг друга.
Седой уже стоял над валяющимися вповалку учениками, держа все четыре клинка.
— Вставайте. Раз, два…
Седой подбросил клинки. Угорь и Ласка вскочили, поймали мечи — Волчок не успел заметить как — и снова бросились в бой.
«Убиты. Убиты, — назойливо звенело в ушах. — Убиты…»
На улице заорал ишак, от псов пахнуло зверьем, и на Волчка накатило воспоминание о рынке и укусе степной осы. Вместе с пониманием.
«Нет, не может быть! Так не бывает, чтобы без испытаний, — убеждал он себя, глядя, как Седой швыряет лучших подмастерьев, словно слепых щенят. — Но даже если бывает, что с того? Меня убьют. Не те, так эти. Нет, должен же быть какой-то другой путь! Обязан быть!»
Глава 22. Волшебные штучки
2-3-й день каштанового цвета, Суард, Себастьяно бие Морелле.
От Клайво братья отправились к Ульриху, поздравить с праздником и проведать «редкого ирийского» вороненка. Все равно наставник отменил тренировки на всю праздничную неделю — можно гулять до упаду. Правда, обоих не особо привлекали народные увеселения: призовая стрельба из лука, борьба на кулачках, собачьи бега, лазанье по намасленному столбу и даже столь любимые южанами бычьи бои и бега. Не хотелось и напиваться с мастеровыми в таверне или с шерами в ресторации.
— Может, к устрице До? — отвергнув все развлечения, предложил Шорох.
— Не. Завтра с утра заниматься с Клайво. Гитарой, — мечтательно протянул Стриж. — Надо выспаться. Завтра?
— Ненормальный. Ну и что мне тут делать одному? — пихнув собранную сумку, осведомился Шорох. — Тоска.
— Угу. А пошли со мной? Заодно и потренируемся с утра. А то что-то как-то не так.
Самого Клайво братья не застали, зато Сатифа обрадовалась им, как родным, накормила вторым ужином — первым их кормила дома мама Фаина. Они отлично выспались, отлично потренировались перед завтраком, потом отдохнули в лавке и даже продали случайно забредшему сашмирцу скрипку втридорога. Сам же маэстро вернулся на рассвете и отсыпался, не волнуясь об ученике.
Проснулся он лишь около полудня и, едва выпив шамьету, начал учить Стрижа играть на гитаре.
