Гвендолин тихонько всхлипнула и прикрыла рот ладонью. Я с трудом сглотнул.
– О’кей.
– Не нужно нервничать, – мягко произнес Колборн. – Просто поведай мне о том, что случилось. Если ты не вспомнишь какие-то детали, так и скажи. Это совершенно нормально. Отсутствие информации лучше, чем неверная информация.
– О’кей, – повторил я.
Язык у меня был словно наждачная бумага.
– Почему бы тебе не присесть? Располагайся поудобнее. – Он указал на стул, стоявший позади меня.
(Прямо перед столом Холиншеда был еще один, тоже свободный.)
Я подчинился, гадая, исчезнет ли стул раньше, чем я сяду на него, и не упаду ли я на пол. В этот момент ничто в мире не казалось надежным и материальным – даже мебель. Колборн уселся напротив меня, полез в карман, извлек оттуда портативный черный диктофон и поставил на край стола. Техника уже работала, и на меня сердито уставился крошечный красный огонек.
– Не против, если я буду записывать? – вежливо осведомился Колборн, хотя я понимал, что не могу сказать «нет». – Тогда мне не придется конспектировать, и я смогу внимательно выслушать твой рассказ.
Я кивнул и сложил руки на коленях, поскольку не представлял, что еще делать с ними. Колборн наклонился вперед.
– Итак, Оливер. Можно звать тебя просто Оливер?
– Конечно.
– И ты учишься на четвертом курсе театрального отделения.
Я не знал, должен ли отвечать, поэтому ответил с опозданием на долю секунды:
– Да.
Колборн вроде бы ничего не заметил и продолжил:
– Декан Холиншед сказал мне, что ты из Огайо.
– Да, – подтвердил я.
– Ты вообще скучаешь по дому? – спросил он, и я почти почувствовал облегчение.
– Нет.
Я мог бы добавить, что Деллехер стал для меня настоящим домом, но мне не хотелось говорить ничего лишнего.
– А город, где ты родился и вырос, большой? – Колборн.
– Ну… Средний, я полагаю. Побольше Бродуотера. – Я.
– Ты ходил в театр в старших классах? – Колборн.
– Да. – Я.
– Тебе нравилось? На что это было похоже? – Колборн.
– Было нормально. Не так, как здесь. – Я.
– Потому что здесь… – Колборн.
– Лучше. – Я.
– Вы близки? Вы шестеро? – Колборн.
Я поежился от этих слов. Нас всегда было семеро. Даже до того, как мы узнали, кто отобран на четвертый курс, мы не сомневались, что нас будет именно семь.
– Как родные, – ответил я, щурясь и изучая половицы.
В горле что-то сжалось, в глазах появилось легкое покалывание.
Колборн подождал немного и спросил уже тише:
– Ты живешь в одной комнате с Джеймсом Фэрроу, да?
– Да.
– Ты спал там после вечеринки?
Я кивнул, не вполне доверяя собственному голосу. Мы решили, что Джеймс и я будем поддерживать друг друга. Тот факт, что один пьяный первокурсник видел меня на лестнице с Мередит, вовсе не означал, что мы должны признаться в том, что произошло сразу же после скандала с Ричардом.
– Во сколько ты отправился спать? – допытывался Колборн.
Я прокашлялся и заморгал.
– Сложно вспомнить. Я был не очень трезвым, – ответил я. – В два часа. Или в половине третьего… Что-то около того.
– О’кей. Расскажи мне обо всем, что случилось на вечеринке, и, пожалуйста, как можно точнее.
Мой взгляд метнулся от Колборна к Фредерику, а потом к Холиншеду. Гвендолин уставилась на столешницу, ее рыжие волосы спутались и потускнели. Я вытер вспотевшие ладони о джинсы.
– Нет неправильных ответов, – добавил Колборн.
Его голос был глубоким, но спокойным, с мягкой хрипотцой, которая заставляла его казаться старше, чем он был на самом деле.
– Мне просто нужно восстановить последовательность событий. Итак, Оливер…
– Конечно. Извините. – Теперь я потер лоб и уронил руку на колени. – Ну… Джеймс, Александр и я вышли с Фабрики после десяти тридцати… мы не спешили, поэтому, вероятно, добрались до Замка около одиннадцати. Мы выпили и разошлись. Я… ну… немного побродил вокруг. Кто-то сказал мне, что Ричард в библиотеке, пьет в одиночестве.
– Есть идеи, почему он не общался с остальными? – спросил Колборн.
– Я решил, что он присоединится к нам, когда будет готов, – ответил я.
Он кивнул с непроницаемым выражением на лице.
– Продолжай.
Я посмотрел в окно, на далекие, залитые солнцем деревья.
– Я вышел во двор. Поболтал с Рен. И с Джеймсом. Вдруг в доме раздался какой-то шум, крики. Мы побежали посмотреть, что там стряслось. К тому моменту снаружи вроде бы оставались только мы с Джеймсом. Я не знаю, куда подевалась Рен.
– Значит, вы были во дворе, да?
– Да.
– Когда вы с Джеймсом вошли в дом, что вы увидели?
Я заерзал на стуле. Два разных воспоминания боролись за господство в моей голове: правда и легенда, которой мы договорились придерживаться.
– Все было так непонятно, – признался я, ощутив мимолетное утешение от того, что мои слова правдивы. – Музыка играла громко, и ребята орали друг на друга… Ричард кого-то ударил. Не помню его имени, но Колин повел парня в лазарет.
– Алан Бойд, – встрял Холиншед. – С ним мы тоже обсудим происшествие.
Колборн проигнорировал реплику декана, его внимание было сосредоточено на мне.
– И?..
– Мередик… то есть Ричард и Мередит, они о чем-то спорили.
Я не знал, что Мередит успела сообщить Колборну на допросе.
Имелось достаточное количество свидетелей «маленькой» ссоры Мередит и Ричарда, чтобы мы могли притворяться, будто склоки не было вообще.
– Согласно показаниям остальных Алан проявил к ней живейший интерес, что, в свою очередь, сильно задело Ричарда, – произнес Колборн, и я невольно задался вопросом, кто именно сказал это.
– Наверное, – согласился я. – А Ричард… он был пьяный и агрессивный, и он себя не контролировал. Он сказал несколько неприятных вещей. Мередит очень расстроилась и побежала наверх, чтобы спрятаться ото всех, я так думаю. Я пошел за ней, просто чтобы убедиться, что она в порядке. Мы разговаривали в ее комнате…
Мои уши и шея горели. Образ Мередит промелькнул перед внутренним взором: пряди волос, налипшие на накрашенные губы, ровные дуги бровей, бретелька платья, соскользнувшая с плеча. Я на мгновение отвел взгляд: надеялся, Колборн не заметит, что меня бросило в жар.
– И через некоторое время мы услышали, как Ричард начал ломиться в дверь, – выпалил я. – Мередит не хотела с ним разговаривать, о чем и заявила ему… через дверь, мы вроде как боялись ее открывать… и в конце концов он ушел.
