Постоянные репетиции начнутся 21 января и продлятся по 26 марта включительно.
Спектакли пройдут с 27 по 30 марта».
Расписание прослушиваний вывесили ниже. Нас расположили в порядке, обратном алфавитному, вечером четырнадцатого. Александр должен быть идти первым, без посторонних зрителей. Он будет смотреть на игру Рен, она будет слушать мой монолог, я – Филиппы, та – Джеймса, а он – Мередит.
Следующую неделю мы потратили на подготовку. Все были удивлены выбором пьесы. В Деллехере ни разу за пятьдесят лет не покушались на «Лира», вероятно, потому, как заметил Александр, что дать главную роль нежному юноше, которому едва исполнилось двадцать, было бы глупо. Нам оставалось только гадать, как Фредерик и Гвендолин намеревались решить эту проблему.
Четырнадцатого января, в восемь вечера, я в одиночестве сидел в нашем обычном закутке в «Голове зануды», привлекая недобрые взгляды многочисленных студентов, которые ждали, когда освободится столик. Мередит покинула меня, чтобы подготовиться к прослушиванию. Я решил, что скоро сюда нагрянет Филиппа. Она отлично справилась с монологом Таморы, и я хотел обсудить кастинг с тем, кто уже отстрелялся. Александр и Рен куда-то запропастились. Я допил пиво, но не встал из-за стола, боясь, что его тут же займут, если я пойду к бару.
К счастью, Филиппа влетела в «Зануду» минут через пять или даже раньше. Ее волосы были растрепаны и спутанны, щеки пылали румянцем от холодных порывов ветра, несущего снег по улицам Бродуотера. Когда она села, я спросил:
– Выпьешь?
– Боже, да! Что-нибудь горячее.
Я соскользнул с диванчика, пока она сваливала свою одежду – шарф, шапку, перчатки, пальто – в углу. Вернулся я с двумя кружками горячего сидра. Филиппа подняла свою в молчаливом тосте и сделала добрый глоток.
– Холодная ночь, думаю, тут и ад бы мог заледенеть, – заметил я.
– Я поверю в это, когда увижу распределение ролей. – Она слизнула с губ липкую каплю сидра. – Интересно, что они придумали?
– Не буду делать ставки, поскольку у меня нет денег, – ответил я.
Филиппа была единственной, кто знал о моей подработке в Деллехере. Она поймала меня, когда я мыл полы на кухне в субботу утром, и одной вскинутой брови оказалось достаточно, чтобы я признался ей во всем прямо на «месте преступления». Она лишь пожала плечами и помогла мне побыстрее закончить уборку.
– Ладно, давай попробую угадать, – продолжил я. – Правда, я пока вообще не представляю, кто станет Лиром. Очевидно, Рен будет Корделией. Ты и Мередит – Реганой и Гонерильей. Я, вероятно, буду Олбени, Колин будет играть Корнуолла, Джеймс станет Эдгаром, а Александр – Эдмундом.
Пока я говорил, она снова отхлебнула глоток сидра, нахмурилась и спросила:
– Насчет последнего… я не была бы настолько уверена.
– Почему?
Она поерзала, бросила взгляд на соседний столик, где трио танцоров потягивали белое вино из тонконогих бокалов. Ее нервозность оказалась заразительна: когда она низко склонилась над столом, я инстинктивно повторил ее движение. Мы были так близко друг от друга, что прядь ее волос щекотала мой лоб.
– Я прибежала сюда как раз после читки Джеймса, – сказала она.
– Какой у него монолог? – спросил я. – Он не сказал мне.
– Ричард Плантагенет из «Генриха Шестого».
Филиппа сделала глубокий вдох.
– «…заставлю
Его открытой силой уступить
Мне мой венец, покрывшийся стыдом
Над книжника расслабленным челом»
[78].
– Правда? Но монолог очень… агрессивный. Не в его стиле.
– Согласна, но потом, когда он начал, я… – Филиппа оборвала себя на полуслове и поежилась.
– В чем дело? – спросил я.
– Оливер, я никогда не видела ничего подобного, – тихо произнесла она. – Я не ожидала от него такого.
– Несколько месяцев назад он признался мне, что устал от своего амплуа.
Филиппа решительно тряхнула головой.
– Нет. Его игра… это нечто большее. То есть сперва все продвигалось как обычно…
Она продекламировала:
– «Будь же скромен
Покамест, Йорк! Лови с умом минуты,
Пока другие спят…»
[79]
Филиппа посмотрела на меня.
– Знаешь, Оливер, все выглядело так, будто он вдруг стал совсем другим человеком. Тебе стоило бы посмотреть на него. Если честно, я по-настоящему испугалась.
Я пожал плечами.
– Значит, он молодец.
Она уставилась на меня так, словно я спятил.
– Пип, серьезно, он молодец, – повторил я. – У него всегда был широкий диапазон, просто он не имел шанса продемонстрировать это, ведь такие роли всегда доставались Ричарду. О чем тут беспокоиться? Теперь у него появилась возможность показать всем, на что он способен.
Она заморгала.
– Наверное, ты прав. Господь свидетель, хотела бы я, чтобы у меня тоже была такая возможность.
– А вдруг нам тоже повезет? – Я провел пальцем по старому деревянному столу. – Теперь, когда Ричарда нет, расклад сил иной.
Она подняла кружку, и ее дыхание всколыхнуло поверхность сидра.
– Ты не ошибаешься. Во всяком случае, я удивлюсь, если они не выберут Джеймса на роль Эдмунда.
Я не придал особого значения ее предсказанию. (Каким же дураком я впоследствии оказался!) Мы сменили тему разговора, и два часа прошли безо всяких происшествий, а затем дверь «Зануды» распахнулась и на пороге появилась Мередит, впустив в зал небольшой снежный ураган.
– Список готов, и вы не поверите! – заявила она, подбежав к нам и хлопнув бумажкой по столу.
Она так быстро говорила, что я даже не успел спросить, где остальные. Я потянулся за бумажкой, Филиппа – тоже, и мы едва не расшибли головы, пытаясь прочесть список одновременно (Пип при этом поперхнулась сидром).
– Фредерик будет играть Лира?
– А Камило – Олбени? – требовательно спросил я. – Что за черт?
– Читайте дальше, это просто безумие, – ответила Мередит, пытаясь размотать шарф.
Мы снова склонили головы, теперь уже осторожно. Фредерик и Камило шли первыми, за ними были четверокурсники, после них – третьекурсники и, наконец, второкурсники – последними.
«РАСПРЕДЕЛЕНИЕ РОЛЕЙ ДЛЯ „КОРОЛЯ ЛИРА“:
Король Лир – Фредерик Тиздейл
