Я торговал с индейцами гребнями, которые сам делал для них, луками, стрелами, сетями. Изготовляли мы и циновки, очень нужные индейцам; хотя индейцы и сами умели их делать, но они не хотели заниматься ничем посторонним, когда искали себе еду, ибо, если в это время они делали что-нибудь другое, им приходилось сильно голодать. Иногда мне давали скоблить и мять кожи; дни, когда я скоблил кожи, были для меня самыми счастливыми, потому что я скоблил их из всех сил, а соскребыши съедал, и этого мне хватало на два или три дня. Случалось, что эти индейцы, так же как и те, у которых мы жили раньше, давали нам кусок мяса, и мы съедали его сырым, потому что если бы мы начали его жарить, то первый же индеец, оказавшийся рядом, мог взять его у нас и съесть; мы считали, что не стоит испытывать судьбу, к тому же мы не очень горевали от того, что ели мясо сырым — оно шло у нас не хуже, чем жареное. Такова была жизнь, которую мы там вели, и так мало еды мы могли получить в обмен на товары, сделанные нашими же руками.
Глава XXIII
О том, как мы отправились дальше после того, как съели собак
После того как мы съели собак, нам показалось, что у нас прибавилось сил и мы сможем двигаться дальше; препоручили мы себя попечению господа нашего бога с тем, чтобы он направил наш путь, и простились с индейцами, которые показали нам дорогу к другим индейцам, жившим недалеко от этого места и говорившим на их языке.
В дороге нас застал дождь. Весь день мы шли под дождем и, кроме того, сбились с пути, и заблудились в большом лесу; там мы насобирали много листьев туны, соорудили очаг и всю ночь высушивали их на огне; мы развели такой сильный огонь, что утром листья уже можно было есть; подкрепившись и препоручив себя милости господа, мы вновь тронулись в путь и нашли дорогу, которую потеряли накануне.
Пройдя лес, мы увидели дома и направились к ним; там мы встретили двух женщин и юношей, которые, заметив нас, испугались, убежали и позвали мужчин, ходивших по лесу; те пришли, остановились за деревьями и смотрели на нас оттуда; мы их позвали, и они приблизились с большой опаской; мы с ними заговорили, и они сказали, что у них сильный голод, что их дома находятся недалеко от этого места и что они отведут нас к себе. В ту же ночь мы пришли в их поселение, состоящее из пятидесяти домов; индейцы, увидев нас, ужаснулись и всячески выказывали свой страх; после того как мы их немного успокоили, они стали трогать руками наши тела и лица, а потом проводили этими руками по своим лицам и телам, и мы остались на эту ночь с ними. Когда же настало утро, они привели к нам своих больных и просили сотворить над ними крестное знамение. Они отдали нам всю пищу, которая у них была, а именно листья туны и жареные зеленые плоды туны, а за то хорошее обращение, которое мы от них имели, и за то, что они по собственной воле и желанию дали нам все, что у них было, и радовались этому, хотя сами остались без еды, предложив всю ее нам, за все это мы пробыли с ними еще несколько дней. За это время мы встретили там других индейцев, из тех, что жили впереди. Когда они собрались уходить к себе, мы сказали первым индейцам, что тоже хотим уйти. Они очень жалели об этом и настойчиво просили нас остаться. В конце концов мы простились с ними и ушли, они же плакали при нашем уходе, так сильно они сокрушались, что мы их покидаем.
Глава XXIV
Об обычаях индейцев той земли
От самого острова Злосчастья и по всей той земле у индейцев, которых мы там видели, есть обычай не спать со своими женами начиная с того дня, когда те почувствуют себя беременными, и до тех пор, пока ребенку не исполнится два года; а дети там сосут материнскую грудь до двенадцати лет, то есть до возраста, когда они сами могут искать себе пищу. Мы спрашивали индейцев, по какой причине они растят детей так; они же отвечали, что из-за сильного голода, который бывает в их земле, ибо часто, как мы сами могли видеть, им приходится оставаться без еды два, три, а то и четыре дня подряд; по этой причине они и дают детям материнское молоко, иначе те бы умерли от голода, и даже те, кому удалось бы выжить, выросли бы очень хрупкими и малосильными. Когда на кого-нибудь нападает вдруг болезнь, индейцы оставляют больного умирать в поле, если он не их сын, да и вес остальные, кто не может идти с ними, тоже остаются; но если заболевший их сын или их брат, то они берут его с собой и несут на спине.
Все индейцы имеют обычай бросать своих жен, если между ними нет согласия, и они женятся снова на ком захотят; так обстоит дело у бездетных; те же, у кого есть дети, остаются со своими женами и не оставляют их.
Если в какой-нибудь деревне завязывается спор или начинается ссора, то те, кто поссорились, бьют друг друга кулаками и палками до полного изнеможения и тогда расходятся; иногда их разнимают женщины, становясь между ними, мужчины же никогда не разнимают. Но как бы не были индейцы озлоблены, они никогда не хватаются за лук и стрелы; а после ссоры и драки они забирают свои дома и своих жен и уходят жить в поле, отдельно от остальных, пока не пройдет их злоба; когда же их злоба проходит, они без всякого гнева возвращаются в деревню и снова становятся друзьями, будто между ними ничего и не было, и им не нужно, чтобы кто-нибудь их мирил, это происходит у них само собой. Если же те, кто поссорились, не женаты, то они уходят из своей деревни к другим индейцам, и те, даже если они их враги, хорошо принимают их, рады им и делятся с ними всем, что имеют, так что, когда гнев этих людей проходит, они возвращаются в свою деревню богатыми.
Все индейцы — воины, и они так изощрились сторожиться врагов, будто выросли в Италии, в непрерывной войне. Когда они находятся в таком месте, где на них могут напасть враги, то ставят дома на опушке леса, у самой его густой и непроходимой части, а сами спят во рву, который роют тоже около леса, в стороне от дома. Ров они прикрывают хворостом, оставляя только узкие бойницы, и они так хорошо там скрыты, что их совсем не видно; они протаптывают узкую тропинку в глубь леса и устраивают там на ночлег женщин и детей. А когда наступает ночь, они разводят в домах огонь, чтобы соглядатаи, если они окажутся близко, думали, что все ночуют в домах, и перед утренней зарей они еще раз возвращаются туда, чтобы подложить дрова в огонь; если же враги проникают в дома, то те, кто находился во рву, подкрадываются к ним и, оставаясь невидимыми, наносят им большой урон. Если поблизости нет леса, где можно укрыться и сделать засаду, индейцы располагаются на равнине, в месте, которое кажется наиболее подходящим, также устраивают поблизости рвы, прикрывают их хворостом и оставляют в нем узкие бойницы, через которые пускают стрелы во врагов, и все эти приготовления они делают к ночи.
Когда я был с агуенами, к ним незаметно подкрались враги и в полночь напали на них, трех человек убили и многих ранили, так что агуенам пришлось бежать из своих домов в лес; а после того как они узнали, что враги ушли, они вернулись к своим домам, собрали все брошенные там стрелы и, так скрытно, как только могли, двинулись вслед за врагами и той же ночью, оставаясь незамеченными, вышли к их домам и на ранней заре напали на них, пять человек убили, многих ранили, остальные враги бежали, бросив дома, луки и все хозяйство. А спустя небольшое время пришли женщины кевенов и помирили их, хотя нередко именно женщины бывают причиной войны. Среди всех индейцев заведено так, что когда враждуют какие-нибудь люди, которые не принадлежат к одной семье
[97] то они убивают друг друга по ночам из засады и проявляют друг к другу большую жестокость.
