— Ну да.
— Этот твой небожитель захотел из тебя голубого сделать? Или, он думает, что ты уже…
— Ничего он не думает, просто жонглирует людьми, как жонглёр пластиковыми шариками. Ему все только льстят. И он наслаждается вседозволенностью. Понимаешь, таких как он не берет ничто. Ни войны, ни бедствия, ни революции. Его семья влиятельна и богата уже несколько столетий. А он, хоть и от природы транжира, умудрился не только сохранить капитал, но еще и увеличить его. Средства его хранятся на всех континентах кроме Антарктиды. Хотя, может и там есть. Под перьями у пингвинов. Недвижимость, подставные фирмы, фонды, акции, алмазы, платина. Он непотопляем. Всеми возможными человеческими и нечеловеческими грехами он насладился до пресыщения. Единственное, что еще греет его кровь, это деньги и манипуляции людьми. Он как конструктор строит из наших личностей и судеб — какую-то сложную штуковину, машину или игрушку, и забавляется ей.
— Все правильно. Его богатство, его и власть. Плюс высший свет, аристократия. Он вежлив с теми, кто ниже его?
— Герцог человек воспитанный. Вышколенный. Говорят, таким он стал при дворе его величества. Кто-то его там обработал. Но стоит ему задумать очередную демоническую шуточку — и он становится жестоким, грубым и непреклонным. Говорят, что когда он, в стародавние времена, увлекся вслед за Пазолини, с которым дружил, творчеством маркиза де Сада, то запытал в аффекте или просто запорол насмерть с полдюжины швейцарцев. Молодых крепких парней, которые ему служили верой и правдой. Кстати, в «120 днях Содома» он исполнил небольшую роль. В титрах его имя изменили. Ходили слухи, что он дал деньги на этот фильм знаменитому продюсеру Гримальди, чтобы в крайнем случае не оказаться на скамье подсудимых. Гримальди, кстати, чуть не посадили.
— Славный, наверное, человек! У него что, своя швейцарская гвардия?
— Была. Потому что он всегда боялся, что его похитят и убьют, и завидовал Папе. Рассказывал, что лет пятьсот назад глава его рода должен был стать Папой, но его отравили Медичи.
— И что же, это сошло ему с рук? Швейцарцы? Мы же все-таки не в эпоху Медичи живем.
— Это как сказать. Сошло, но не совсем, родственникам пришлось по слухам дать по миллиону швейцарских франков за голову, чтобы молчали. Для герцога это не деньги. А чтобы успокоить общественность, он придумал дурацкую историю о террористах-смертниках, захвативших заложников во дворце и взорвавших себя во время попытки штурма специально привезенной ими для этого на тачке двухсоткилограммовой бомбой. Родственники швейцарцев получили вместо тел — пепел в урнах.
— А зачем он пытал мужчин?
— Ты нэцкэ видела? Для удовлетворения низменных инстинктов. Вообще-то он и женщин пытал. Несколько девушек-служанок из его челяди, не помню когда, бесследно исчезли. Но они вроде бы были сиротами, их и не искали. Пропадали и дети в окрестностях дворца. «Сало» — это не только метафора для общества и человечества, это фильм про него.
— Ужас.
— Что есть, то есть. Вот и замок. Пришли. Кошмарное сооружение. Сюда, по каменному мостику. Когда-то он был откидным.
— У меня на нем голова закружится.
— Дай руку. Закрой глаза.
— Еще чего. Боже, какой он огромный, этот замок. У меня от такой громадины произойдет задержка.
— Даже не начинай, прошу тебя! А не то отправлю тебя в Сараево.
— Быстро переняли, милорд.
— Стараюсь не отставать от жизни.
За вход в замок мы отдали толстой усатой служительнице четыре бумажки с изображением Маркони.
Не успели мы оглядеться, как к нам подскочили несколько дежурящих рядом с кассой чичероне, готовых — за небольшую СУММУ в пятьдесят тысяч лир — провести нас по замку и «показать то, что никому не показывают» и рассказать «обо всех жутких тайнах» на немецком языке. От их услуг мы отказались. На их лицах отразилось разочарование.
Мне не хотелось обижать этих бедолаг, я объяснил им на своем чудовищном итальянском, что «ценю их предложение, но я и моя рагацца хотим побыть наедине». Они понимающе закивали и повторили как эхо «соли, соли»…
Один из них, впрочем, тут же предложил мне снять у его матери на несколько часов «прекрасную комнату в лучшем районе города, с видом на море и водяной кроватью», уверял, что «никто не будет мешать молодой паре», а если мы пожелаем, то он сейчас же отвезет нас туда на своем фиате, его брат и кузен сыграют нам на мандолинах сонату Скарлатти, а мать приготовит суп из полбы с морским ежом.
— Сто тысяч лир! Дешевле почасовую комнату с великолепным сервисом вы не найдете во всей Апулии.
И от полбы с морским ежом пришлось отказаться.
Прошли во внутренний двор замка.
Пусто. А я ожидал тут увидеть гигантский шлем, раздавивший беднягу Конрада или исполинские сапоги Альфонсо Доброго. Похоже аборигены не читали упомянутый Матильдой роман Уолпола. И правильно. Скучища. Действия нет, а диалоги — куртуазная лапша.
Несколько туристов слоняются туда сюда.
Одинокая пушка щерится дулом.
Каменные ядра валяются кучками тут и там.
Арки, арки, проходы, коридоры, лестница на крышу. Суровая военная архитектура. С испанским привкусом.
А потом… оказалось, что те, кого я принял за туристов — не люди, а фигуры из папье-маше в человеческий рост.
Странный мальчик в кепке. Сжал губки бантиком. Паж?
Маленькая девочка в зеленой шапочке в мячик играет. Мячик красный.
Рабочий в белой одежде тащит балку на плече.
Гувернантка в светлом фартуке несет на руках малыша в берете. У малыша — взрослое печальное лицо. Глаза закрыты.
Подросток схватил за руку девочку в оранжевой кофточке. Кажется, он хочет задрать ей юбку.
Поваренок в высокой шапке и длинном зеленом фартуке стоит столбом под вывеской.
— Ты не знаешь, что это за фигуры? Что-то в них не то, а что, я не понимаю. Каждый сам по себе, в своей вселенной. Они не видят друг друга. Они — слепые. Они есть, но их как бы и нет. Понимаешь, настоящее каждую секундочку становится прошлым. Ускользает, как его сачком ни лови. Все-все-все мгновенно отправляется в небытие… поэтому мы осознаем сам феномен жизни только как то, чего нет… Это превращает нас в меланхоликов. Будущее эфемерно. Настоящее ускользает, прошлое — сухая солома.
— Дурачок, философию развел… это фигуры с одной из картин Бальтюса. Забыла, как она называется. Они — реклама для выставки. Видишь надпись и стрелку? Пойдем туда, или по замку побродим? Сдается мне, смотреть тут особенно нечего. Одни камни да ядра.
— А как же привидения в подземелье? Манфред, дон Рикардо, Изабелла?
— Начитанный! Подождут.
— Погоди, а это что такое? Таких фигур у твоего Бальтюса нет.
В одной из ложных арок внутреннего двора стояли две как бы обнимающиеся человеческие фигуры, составленные из правильных цветных геометрических форм. Непропорционально большие головы их были похожи на перевязанные ниточками, вытянутые и заостренные яйца, тела составлены из треугольников, пирамид, конусов и цилиндров… бедра походили на вытянутые, слегка деформированные эллипсоиды.
