Я вздохнула.
– Просто поделилась силами… вместо вас.
Он непонимающе замер. А когда до него дошел весь смысл моих слов, настороженно уточнил:
– Вы сделали это сами? Или вас об этом попросили?
– Умирающие не просят, сударь, – едва слышно обронила я. – Но тому, кто умеет сочувствовать, даже молчание кажется громче самого страшного крика.
Владыка скептически поджал губы.
– Неужели вы просто взяли и предложили помощь? Вот так сразу?
Я покачала головой.
– Я лишь разделила ее боль и отдала запас сил для того, чтобы вашей земле было чем сопротивляться той нежити, которая уже три тысячи лет беспрестанно грызет ее нутро. Причиняя такую боль, что вам и не снилась. С вашего попустительства и по вашей вине.
– Боль? – удивленно отпрянул владыка.
– А вы думаете, легко жить, когда в теле поселяются паразиты? И легко молчать, когда они каждый миг выгрызают из вас целые куски? – я невесело усмехнулась. – В свое время мне довелось очищать земли сталью и огнем, чтобы избавиться от этой боли. А вы… боюсь, вы упустили время. Хотя, конечно, для человека, не имеющего Знак, вы и так неоправданно долго сохраняли равновесие.
Он помрачнел.
– Значит, вам поэтому стало плохо после полудня?
– Я ослабла. Илэ Мариоло должен был вам доложить.
– Он доложил, – хмуро отозвался владыка, буравя меня тяжелым взглядом. – Почему вы это сделали?
Я криво улыбнулась.
– Если вы идете по дороге, а перед вами споткнулась и упала на колени ваша пожилая мать, вы пройдете мимо? Плюнете ей в спину и, обозвав старой развалиной, пойдете себе спокойно дальше? Или, может, вы все-таки подадите ей руку? Поднимете ее с колен? А увидев ее уставшее лицо, поспешите подхватить ее на руки и донести туда, куда она пожелает?
Он растерянно замолчал, а я снова неслышно вздохнула.
– Для меня любая земля – это, прежде всего, мать. Не обязательно моя, но всегда – именно Мать. Заботливая, нежная, чуткая… отдающая нам – своим детям – все, вплоть до последних капелек своих иссякающих сил. Когда будет нужно, она без возражений закроет нас своим телом. Когда потребуется, даст нам опору. Когда мы грустим, она утешает, когда будем счастливы – разделит нашу радость. Без лишних слов возьмет нашу боль, залечит раны, поможет забыть все тревоги… она всегда рядом, молчаливая и поразительно терпеливая. Она очень сильная и живет так долго, что мы даже представить себе не можем. Но когда она устает, приходит наше время нести ее на руках. И наш долг – вернуть ей то, что она когда-то беззаветно нам отдавала, ничего не требуя взамен, не клянча внимание. Не вымогая ласку и не напоминая о своих слезах. На такую любовь способны только настоящие Матери. И если в вашем мире успели забыть, что это значит… то такой мир обречен на вымирание. Вы знаете это. Чувствуете отголоски ЕЕ решения. А значит, понимаете, что мне нет смысла вас обманывать. И нет никакого резона преувеличивать проблему, которая и так уже стоит перед вами в полный рост.
Владыка замер, уставившись на меня широко раскрытыми глазами. Но теперь вместо ярости и прежнего раздражения там появилась и боль. Слабая, едва заметная, неуловимая, но все-таки боль. Та самая, которую я так надеялась там увидеть. Которая подсказывала, что он еще не безнадежен и, возможно, все-таки сумеет исправить то, что сам же и натворил. Если, конечно, желание что-то изменить пересилит в нем гордыню и уязвленное самолюбие.
Впрочем, похоже‚ земля за этот день уже успела проделать с ним неплохую работу. О чем-то шепнула. Ответила на самый важный для него вопрос. Заставила засомневаться, задуматься, мучительно заколебаться. И вынудила, наконец, искать те самые ответы, которые еще его предкам следовало найти несколькими тысячелетиями раньше.
Когда я замолчала, повелитель устало прикрыл глаза и глухо спросил:
– Что мне делать?
Я развела руками.
– Смотря чего вы хотите добиться: если ваша цель – это Знак, то боюсь, вы напрасно рассчитываете на положительный результат: если за все годы вашего правления Знак остался в земле, то и дальше ничего не изменится. Земля никому не дарует власть без уверенности, что ее избранник сможет правильно ею воспользоваться. А в отношении вас она, видимо, еще сомневается. Ее ведь не обманешь – земля слышит отголоски ваших эмоций, чувств, намерений… и если до сих пор не решилась довериться, значит, есть в вас что-то, что ей не нравится.
– Что именно?
– Спросите у нее. Не волнуйтесь: она услышит. Возможно, не ответит, но услышать сможет.
– А вы? – неуверенно посмотрел на меня владыка.
– А что я? Я тут – простая гостья. От меня ничего не зависит.
– Но вас она послушала!
– И что с того? – удивилась я. – Неужто вы все еще боитесь за свой драгоценный Знак? Не переживайте: мне и без него проблем хватает. Новыми я обзаводиться не хочу.
– Почему?
Я вздохнула и показала ему левую ладонь.
– Да вот поэтому. Я свое уже отвоевала и больше не собираюсь ввязываться ни в какие…
Он вздрогнул, увидев шестилистник, и поспешил отвернуться, как будто это напомнило о чем-то болезненном. Причем удивления, как ни парадоксально, я не почувствовала. Просто легкую растерянность, какую-то необъяснимую обреченность и, вместе с тем, скрытую радость от того, что последнего Знака на моей коже все-таки не было.
Какое-то время он молчал, вызвав во мне еще больше недоумения, а затем неслышно вздохнул.
– Помогите мне, – неожиданно твердо сказал владыка, пристально посмотрев мне в глаза. – Если вы правы, и наш мир находится на грани уничтожения, то ему понадобится ваша помощь.
– Что? – замерла я, решив грешным делом, что ослышалась.
– Помогите. Пожалуйста…
Ого, какие он, оказывается, знает слова!
– Вы просите о помощи? После того, как этим утром искали любую возможность посмотреть, что делает с Иштами дабараэ?!
Владыка сжал челюсти.
– Да.
– Однако, это уже наглость, граничащая с… – ошарашенно кашлянула я и тут вдруг ощутила требовательный толчок снизу. Как будто пол на мгновение подпрыгнул и настойчиво ткнулся в подошвы моих новых туфель. – Та-а-к… кажется, она действительно вас слышит.
– И тоже просит, – тревожно дернул уголком рта мужчина.
– Да уж вижу, – мрачно отозвалась я, ощутив еще один толчок. – Но если и помогу, то ей, а не вам.
Он торопливо кивнул.
– Я согласен. А со своей стороны предприму все усилия, чтобы после того, как угроза для моего мира минует, вы смогли вернуться домой.
А вот это – совсем другой разговор! Видно, в ход пошла тяжелая артиллерия. Или же повелитель очень четко понимает, что конкуренты ему не нужны.
