– Разумеется.
Почему Норе показалось, будто Клайв намекает на что-то конкретное?
Они притащили в лагерь охапки сухих веток и сложили у огня. Все уже почти готово: палатки поставлены, костер разведен, а Мэгги энергично роется в деревянном ящике с кухонной утварью, доставая две жаровни и раскладывая по местам кастрюли, сковороды, посуду и столовые приборы.
– Дуб! – одобрительно произнесла Мэгги. – Молодцы! Джейсон, бери топор – и за дело.
Мэгги сама схватила топор и порубила ветки так, чтобы они были нужной длины. Джейсон присоединился.
– Эх, парень, так ты себе ноги отрубишь.
Она подошла к Джейсону сзади, обхватила его полными руками и взяла за локти, показывая, как держать топор и как рубить. Оглянулась на Адельски.
– Видишь, от чего отказался? – спросила она с игривым смешком.
– Ах я несчастный!
Адельски махнул вейпом.
Раскладные стулья сложили под деревом, собираясь позже расставить их вокруг костра. Джейсон Салазар подтащил один к себе, разложил и плюхнулся на сиденье. По красному лицу градом катился пот.
– Погонщица рабов, – выдохнул он.
– Я все слышу! – отозвалась Мэгги, нанизывая стейки на вилку и укладывая на решетку.
Мясо аппетитно зашипело.
– Я на это и рассчитывал.
– Просто вам, ребята, мускулы нарастить не мешало бы, а то целыми днями сидите, уткнувшись в книги.
Вечерело. Остальные вернулись и собрались у костра.
– Вина? – предложил Бёрлесон. Достал бутылку из корзины и вытащил пробку. Разлил по стаканчикам и раздал всем присутствующим. – Отличное каберне из Напа-Вэлли. Надо пользоваться нашими национальными богатствами. В моем лагере никому не придется терпеть лишения.
Ужин оказался пределом мечтаний: идеально прожаренные стейки, хрустящий картофель, салат, все ингредиенты которого гармонично сочетались, и даже лаймовый пирог на десерт. Перед началом трапезы Джек Пил неожиданно начал читать молитву. На этих диких просторах она прозвучала на удивление уместно. Когда вымыли посуду, Мэгги достала гитару и спела «Tumbling Tumbleweeds» и «Lovesick Blues». Ее неожиданно чистое контральто поднималось над потрескивавшим костром к огромному черному небу, усеянному звездами. Свое скромное выступление Мэгги завершила очень прочувствованным исполнением «Ghost Riders in the Sky».
– В нашем небе призрачных всадников полным-полно, – произнесла Мэгги, опуская гитару на колени. – Я выросла в Траки. Если хотите, могу рассказать, какие у нас предания ходят.
– Ты еще на ранчо дала нам это понять. – Адельски оживился и подался вперед. – Хватит намекать, давай рассказывай! Или только обещать можешь?
– Ах ты, нахал мелкий, – добродушно протянула Мэгги. – Ладно, сам напросился. Слышали историю про призрак Саманты Карвилл?
Пил резко встал и направился к своей палатке. Вскоре он скрылся в темноте.
– Что это с ним? – спросила Мэгги, поворачиваясь к Бёрлесону.
Тот лишь плечами пожал:
– Табунщик он отличный, а вот насчет разговоров не мастак.
– Продолжайте, – попросил Клайв. – Что же за посиделки у костра без историй о привидениях?
– Итак, – начала Мэгги, таинственно понизив голос, – в моем родном городке старожилы до сих пор рассказывают, что здесь произошло на самом деле. Вспоминают и про Саманту Карвилл. Она умерла от голода в Потерянном лагере. Бедняжке было всего шесть лет.
Клайв кивнул:
– В партии Доннера была семья с такой фамилией.
– Ее тело зарыли в снегу. Там она и осталась, но ненадолго. Начался голод. Двое мужчин дождались ночи, тайком выкопали ее тело, отрезали часть ноги и съели.
– В исторических хрониках об этом ничего нет, – вставил Клайв. – Как-то слабо верится, что начали с ребенка.
– Тихо! – шикнула на него Мэгги. – Хорошую историю испортишь. – Она снова повернулась к Адельски. – Уж на что эти двое были отъявленными подонками, но даже они не смогли доесть ногу. Выбросили кость и снова закопали тело Саманты.
Мэгги выдержала паузу и продолжила замогильным голосом:
– Говорят, по сей день безлунными ночами в самой чаще леса кто-то бродит. Саманта ищет свою кость. Этот звук ни с чем не перепутаешь: шарканье и постукивание, будто одноногий человек ковыляет, опершись о палку.
Вдруг Мэгги поднесла ладони ко рту, словно собралась петь йодлем, и издала странный гулкий звук: ш-ш-ш-тук, ш-ш-ш-тук. От него кровь стыла в жилах. У Норы по коже побежали мурашки. Мэгги умолкла. Некоторое время все сидели, прислушиваясь. Потом Адельски расхохотался:
– Ух ты! Вот это я понимаю – страшилка так страшилка! Теперь всю ночь будем лежать без сна и слушать, не ковыляет ли к нам малышка Саманта в поисках своей ноги.
Надувая щеки и пыхтя, Адельски попытался воспроизвести звук, который издала Мэгги, но у него ничего не получилось. Тогда он снова рассмеялся, но уже не так весело, как до этого.
14
5 мая
В полдень Нора отдыхала в тени на плоском камне возле Хекберри-крика. Она достала из рюкзака сверток с обедом, приготовленным Мэгги. Клайв тоже сел рядом со своим пакетиком. Этим утром они обследовали местность вверх по течению ручья и продвинулись достаточно далеко. Скоро они приступят непосредственно к поискам Потерянного лагеря.
– Меня беспокоит один вопрос, – произнесла Нора.
– Дайте угадаю. Опять про золото?
Клайв развернул фольгу и достал сэндвич с беконом, салатом и помидорами.
– Когда найдем клад, неловко будет объяснять всем, что мы с самого начала именно его и искали.
– Вот и мне было неловко объяснять про золото вам.
– Может, сказать им сейчас? А то обидятся, что от них все скрывают.
– Мы ничего не знаем про команду Бёрлесона. Взять хотя бы Пила. Из парня слова не вытянешь. Если не считать вчерашней молитвы, рта не раскрывает. А ради двадцати миллионов долларов даже уравновешенный человек способен наделать глупостей.
– Уверена, Пил – нормальный парень. Ну а что касается молитвы, то он просто религиозный. Что здесь плохого?
– Согласен – ничего. Но если о золоте узнают до того, как мы его отыщем, ситуация запросто выйдет из-под контроля. А вдруг информация просочится за пределы нашего коллектива? Местные вооружатся металлоискателями и будут ползать по всей округе как тараканы.
Нора покачала головой:
– Не люблю всю эту секретность.
– Вы уже говорили. Но другого выхода нет. Вот спрячем золото в сейф, тогда и объясняться будем.
Некоторое время они ели молча. Наконец Нора спросила:
